Политика и литературная традиция. Русско-грузинские литературные связи после перестройки - [9]

Шрифт
Интервал

Радищев в поэме «Бова» (1799–1802) также видел древнюю Грузию времен Колхиды и Иверии, как назывались ранее земли западной и восточной Грузии, через призму древней истории: «Загляну я во Колхиду, Землю страшну и волшебну…» (Радищев, 1975).

В XIX веке Грузия стала центром административно-политической жизни Кавказского наместничества Российской империи. Из Тбилиси имперские наместники контролировали Кавказ. Это наложило отпечаток на художественную и мемуарную литературу, так как топонимы Кавказ и Грузия употреблялись чуть ли не через дефис (Ratiani, 2013. № 5. P. 111). Несмотря на смешение топонимов, в литературных образах наблюдались разграничения. Северный Кавказ, населенный горцами, ассоциировался с мужчиной, борцом против колонизации, а Грузия воспринималась феминизированно, как покоренная экзотическая красавица (см.: Layton, 1994). Подтверждением этому служит лирика с «ориенталистским» содержанием. Например, в романе «Кетевана, или Грузия в 1812 году» (1832) офицера имперской армии и поэта Александра Ардалионовича Шишкова есть строки:

…когда я приехал в Грузию [1818]; мудрено ли, что она показалась мне красавицей, роскошно лежащею на цветистом ковре, голова которой покоится на снежном Кавказе, как на белой подушке, а у ног благоухают розы Гилани! (см.: Шадури, 1948, I. C. 427–428).

Или в стихотворении Александра Ивановича Одоевского «Брак Грузии с Русским царством» (1838):

                          Дева черноглазая! Дева чернобровая!
                          Грузия! Дочь и зари, и огня!
                          Страсть и нега томная, прелесть вечно новая
                          Дышат в тебе, сожигая меня!
                          Не томит тебя кручина
                          Прежних, пасмурных годов!
                          Много было женихов,
                          Ты избрала –  Исполина!

Вхождение Грузии под протекторат Российской империи в 1783 году активно стало упоминаться в русской литературе как особо положительное событие. Постоянно подчеркивалось, что после подписания южная страна начала процветать. Нарратив о защитной миссии обрел широкое распространение. Тема процветания под российским крылом звучит у Михаила Юрьевича Лермонтова в поэме «Мцыри» (1839):

                          И божья благодать сошла
                          На Грузию! Она цвела
                          С тех пор в тени своих садов,
                          Не опасаяся врагов,
                          За гранью дружеских штыков.

Роль России как покровительницы подчеркивается и у Якова Петровича Полонского в стихотворении по случаю открытия Тифлисского театра:

                   Вдали от северных и нам родных степей,
                   На родине воинственных детей,
                   В стране, кругом заставленной горами,
                   Куда нас, русских, привела
                   Десница, правящая нами,
                   На миротворные дела —
                   В стране, где так упорно свято
                   За крест боролся русский штык,
                   Где с европейцем азиата
                   Сближает русский наш язык,
                   Воинственной России лира
                   Не в первый раз поет, мечтания полна… (1851).

Популярность темы Грузии в русской литературе подогревалась ощущением мессианской роли колонизаторов и стремлением изучить неизвестный край. И первое, и второе приближало провинцию к центру империи. Сформировалось некое постоянство, привычка обращаться к Грузии и Кавказу, которая подтолкнула к появлению имперской литературной традиции.

Восприятие союза с Россией грузинскими литераторами выглядело двойственно. Одни из них в своих письмах и заметках первой половины XIX века отмечают союз с Россией как верный шаг ради спасения:

Грузины в пределах своего населения пользуются всеми благами мира и свободны от тех неурядиц и постоянных боевых столкновений с облегавшими со всех сторон врагами, которым они подвергались в течение пяти столетий. Вполне они осознают, что этим обязаны могуществу единоверной России (Кипиани, 1848).

Другие стали говорить об аннексии, так как в 1801 году некоторые положения Георгиевского трактата были нарушены и грузинские княжества превратились в провинцию Российской империи. С этого момента в грузинской литературе риторика «Российская империя как „солнце с севера“» изменилась в сторону «агрессор/захватчик/поработитель Грузии». Существует мнение, что в письменных источниках на грузинском языке отношения Грузии и России как светлого и темного определились уже в конце XVIII века (Киланава, 2009[7]). Примером тому служат стихи дочерей грузинского царя Ираклия II – Мариам, Кетеван, Текле (Там же. С. 41).

В 1879 году противостояние между российской и грузинской интеллигенцией вылилось в публицистических столкновениях – в виде статей русского консерватора Михаила Никифоровича Каткова в «Московских ведомостях» и лидера грузинского национального движения писателя Ильи Чавчавадзе в газете «Иверия». В текстах столкнулись два вопроса: о формировании единой нации и о защите национальных культурных различий. В 1899 году в письме упоминавшемуся уже Маркову Чавчавадзе пишет о том, что русские смотрят на грузин, но не видят их; слушают, но ничего не понимают (см.: Reisner, 2007. С. 68). На поверхности оказалась конфронтация, вызванная стремлением русских принизить идентификацию Грузии как страны древней культуры, истории, оригинальной письменности и языка. Грузины стали смотреть на свою страну как на объект морального и физического насилия:


Рекомендуем почитать
Скорочтение со скоростью света

Курс по скорочтению рассчитан на четыре недели. Имея дело с чтением, наиболее важным является наслаждение им. Не важно, что вы читаете: техническую литературу, детские книжки, романы или статьи в журналах, наслаждение – самый важный компонент эффективного чтения. Расслабьтесь, позвольте интересу завладеть вами... .


Социально-культурные проекты Юргена Хабермаса

В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.


Пьесы

Пьесы. Фантастические и прозаические.


Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века

Монография, подготовленная в первой половине 1940-х годов известным советским историком Н. А. Воскресенским (1889–1948), публикуется впервые. В ней описаны все стадии законотворческого процесса в России первой четверти XVIII века. Подробно рассмотрены вопросы о субъекте законодательной инициативы, о круге должностных лиц и органов власти, привлекавшихся к выработке законопроектов, о масштабе и характере использования в законотворческой деятельности актов иностранного законодательства, о законосовещательной деятельности Правительствующего Сената.


Вторжение: Взгляд из России. Чехословакия, август 1968

Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.


Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия

Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.


Языки современной поэзии

В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.


Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.


Самоубийство как культурный институт

Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.


Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.