Политика - [3]

После Тосканы едва ли нужно много распространяться о положении Модены, Пармы и Болоньи. Энтузиазм и там проявился не менее сильно и решительно, чем в Тоскане. Тотчас по получении известия о мире в Парме сделана была общая демонстрация в пользу присоединения к Пиемонту; демонстрация эта принята была очень благосклонно пиемонтским губернатором в Парме, объявившим, что король будет ею очень доволен и что относительно присоединения Пармы к Сардинии не может быть никакого сомнения. Но прошло две недели, и Парма оставлена Сардиниею; выезд сардинского комиссара произвел весьма неприятное впечатление в Парме; впрочем, она не отказалась от своих требований и отправила адрес за подписью, говорят, 20 000 человек для заявления своих желаний…

В Модене немедленно после того, как узнали о мире, решено было составить корпус национальной гвардии для защиты страны. Кроме того, объявлено было о формировании корпуса волонтеров, которое тотчас же и началось с большим успехом. В то же время произведена была народная демонстрация в пользу Виктора-Эммануила и против восстановления Франциска V.{8} Составилось множество адресов, подписанных тысячами лиц разных сословий, и вместе с тем издана прокламация, приглашавшая граждан оставаться спокойными и доказать Европе, что их решение серьезно и благоразумно и вовсе не походит на какое-нибудь беспорядочное движение. И действительно, энтузиазм моденцев был тверд и спокоен; вот что, например, писал о нем один из итальянских корреспондентов «Indépendance Belge»,{9} болонец, приезжавший в Модену на один день:

Болонья, 22 июля

Я хотел воспользоваться открытием железной дороги, которая теперь соединяет нас с Моденой, чтобы побывать в этом городе. Я провел там вчерашний вечер и ночь. Только что возвратившись в Болонью, я берусь за перо, спеша рассказать вам впечатления моего путешествия.

Какой энтузиазм, какие манифестации, какой дух народности, какое единодушие в чувствованиях и в особенности какое непоколебимое решение – скорее умереть, нежели допустить возвращение герцога! Сколько раз я ни заговаривал в различных местах о возвращении Франциска V, я постоянно слышал в ответ: piuttosto morire (лучше умереть!), и в тоне этих слов слышалось столько истины…

Говоря без всяких прикрас, я должен вам сказать, что, проведши несколько часов в Модене, я убедился в нравственной невозможности возвращения герцога, – разве только он будет восстановлен сильною армиею (если подобный образ действий требуется видами европейских держав). Но упрочение его на троне все-таки невозможно, как только эта армия выйдет из Италии.

Предметом всех разговоров в кафе, на гуляньях, в театрах, в частных собраниях – служит здесь уже не возвращение герцога – здесь все мужчины, женщины и дети давно решили, что все пойдут на смерть, чтобы только воспрепятствовать этому, – предмет общих разговоров составляет присоединение к Сардинии, которого желает единодушно вся нация. Если это соединение не состоится, жители считают возможною одну только меру – повальное переселение в Сардинию.

Но, оставляя в стороне выражения воли народной, протестации и адресы, беспрерывно возобновляемые, я скажу вам об одном деле, поднятом временным правительством. Дело идет об открытии некоторого рода процесса с Франциском V. Особая комиссия будет наряжена для разыскания в архивах доказательств злоупотреблений власти, совершенных Францисками IV и V, последними принцами из дома Эстов. Эти следственные разыскания будут служить основанием для обвинительного акта герцога пред европейскими державами.

Герцог, однако же, не потерял присутствия духа. По достоверным известиям, он намерен возвратиться в Модену силою. У него в распоряжении находилось, по известию в «Patrie»,{10} до 5000 человек. По другому известию, герцог моденский, не имеющий недостатка в деньгах, навербовал себе до 7000 наемников, которых называет «армией Эстов». В Модене считается хорошо вооруженных людей до 10 000, и они твердо решились сопротивляться до последней крайности.

27 (15) июля Фарини, бывший чрезвычайным комиссаром сардинским в Модене, сложил с себя это звание и вслед за тем избран был диктатором. Принявши это избрание, Фарини немедленно объявил, что он намерен приступить к непосредственному созванию народных комиций для рассуждений об установлении правительства, а между тем обещал заботиться об усилении вооружений и вообще военных сил страны.

Вскоре потом обнародованы и правила выборов: избирателями признаны все граждане, достигшие 21 года и умеющие читать и писать; число депутатов – 73.

16 августа и в Модене открылись заседания Национального собрания, и Фарини сложил с себя диктатуру. – То же самое и в Легатствах.{11} Они решили как можно поспешнее формировать свою армию, которая могла бы защитить их от восстановления папского владычества французскими или швейцарскими штыками. – Быть может, они и устояли бы против одних швейцарцев, но швейцарцам в случае надобности помогут французы или пошлют помогать австрийцев.

Вообще папским владениям угрожает еще большая опасность со стороны всех друзей порядка,