Политический кризис в России: модели выхода - [11]
Кальес, оказавшийся не у дел и пытавшийся играть свою политическую игру, был выслан из страны за границу. В 1940 г., по окончании срока правления, Карденаса на посту главы государства сменил преемник, предложенный самим же президентом. Последующие десятилетия стали «золотым веком» стабильности. Достаточно сказать, что Мексика осталась единственной латиноамериканской страной, сохранявшей авторитарный режим и не испытавшей после Второй мировой войны государственных и/или военных переворотов.
Мексиканский авторитаризм опирался не столько на «кнут», сколько на «пряник»: режим не был репрессивным и до известных пределов терпел свободу слова. Он даже допускал существование оппозиционных партий. По отношению к диссидентам режим предпочитал стратегию кооптации, предлагая им возможности карьерного роста и/или материальные блага в обмен на лояльность PRI. Однако если те проявляли несговорчивость — режим мог применить и силу (разгон студенческих манифестаций, закрытие неугодных газет и др.).
Основным ресурсом мексиканской партии власти было ее сращение с государственным аппаратом (дополнявшееся массовым патронажем), но никак не идеология, остававшаяся эклектичной и весьма расплывчатой. Это позволяло успешно проводить по отношению к оппозиции политику «разделяй и властвуй», загоняя в узкие идеологические «гетто» как многочисленные, но слабые левые партии, так и связанные с католической церковью правые круги во главе с Партией национального действия (PAN), стабильно получавшей на выборах не более 15% голосов. Присутствие в мексиканской политике оппозиции, не способной создать серьезные вызовы режиму, лишь закрепляло господство PRI.
Отчасти PRI была похожа на российскую партию власти. Она была не столько правящей партией, определяющей состав и курс правительства, сколько президентской, поддерживавшей статус-кво независимо от персоналий и решений руководства страны. Влияние PRI на выработку политического курса и принятие важнейших решений было ограниченным: ключевую роль в этом процессе играло правительство, а также (в определенной мере) бизнес и профсоюзы, а PRI лишь одобряла «спущенные» президентские законопроекты.
Кроме того, PRI со времен Карденаса была разделена на несколько секторов — трудовой, крестьянский и «народный» (в него входили государственные служащие и представители среднего класса). Поэтому в сферу влияния партии власти входили максимально широкие слои населения, а сама PRI служила механизмом представительства интересов различных групп, обеспечивая тем самым единство элит. Воздействие на PRI со стороны губернаторов и местных лидеров было ограниченным, что способствовало большей централизации управления как партией, так и страной в целом, а под контроль президента оказался поставлен организационно раздробленный партийный аппарат, политическое влияние которого снизилось из-за внутрипартийной борьбы (похожие шаги пытался предпринимать в СССР Никита Хрущев, стремившийся ослабить партийный аппарат путем разделения обкомов КПСС на промышленные и аграрные).
Сменявшие друг друга каждые шесть лет главы государства самостоятельно формировали кабинеты министров, опираясь на профессиональных технократов и своих личных ставленников и по истечении своего президентского срока (избрание на второй срок было запрещено) уходили с авансцены мексиканской политики. Хотя формально партия власти номинировала кандидатов на президентский пост, на деле глава государства сам контролировал партию, назначая своих ставленников на посты партийных лидеров. Завершая шестилетний срок («сексенио»), каждый президент подбирал себе официального преемника.
Дабы избежать конкуренции между представителями партии власти, в избирательный закон были внесены поправки. В выборах не могли участвовать действующие депутаты, чиновники и военные: право баллотироваться (притом не на тот же самый пост, который они занимали ранее) они получали, лишь если уходили в отставку со своих постов не позднее, чем за полгода до дня голосования. Неудивительно, что альтернативные кандидаты не имели никаких шансов, и новым президентом становился тот политик, на кого уходящий президент обращал свой указательный палец (по-испански «дедазо»).
Именно словом «дедазо» обозначалась не знавшая сбоев мексиканская модель передачи власти (российскому «тандему» у нее стоило бы поучиться). Казалось, что господству партии власти в Мексике ничто не угрожает: мексиканский режим заслужил репутацию «идеальной диктатуры». Но по мере развития страны сохранять статус-кво становилось все сложнее.
«Проклятие сексенио»
Почему же эта система в конечном счете развалилась?
На протяжении 1950-70-х гг. мексиканская экономика уверенно росла быстрыми темпами (6-7% в год). Из отсталой аграрной страны Мексика превратилась в развитую индустриальную. Но чудо стабильности не могло длиться вечно, и на смену ему пришли суровые испытания.
Первым серьезным политическим конфликтом, потрясшим Мексику, стала волна студенческих выступлений, которые в преддверии Олимпийских игр 1968 г. были жестоко подавлены правительством. Вслед за этим власти взяли курс на снижение социального неравенства: масштабы вмешательства государства в экономику резко возросли, а с ними начали расти дефицит бюджета и инфляция.
В этой книге Дмитрий Травин – научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге – рассказывает о важнейших научных теориях, объясняющих причины формирования современного общества. На страницах путеводителя по исторической социологии речь идет о том, почему одни страны богатые, а другие – бедные, почему в одних случаях развитие оборачивается разрушительной революцией, а в других – нет, почему демократия приходит на смену авторитарным политическим режимам, и о многих других вопросах, интересующих сегодня в России широкие круги интеллектуалов.
Книга «Революция 1917 года» основана на курсе просветительского проекта Arzamas Academy. Курс состоит из цикла лекций Бориса Колоницкого, ведущего мирового специалиста по истории русской революции, и сопроводительных материалов, которые позволяют увидеть описываемые в лекциях события с разных ракурсов.
В своем новаторском исследовании автор показывает, что культ вождя народа, известный нам по фигурам Ленина и Сталина, зародился не в советское время, а весной и летом 1917 года. «Первая любовь революции» Александр Керенский стал первым носителем и отчасти изобретателем этого культа. Традиция монархической культуры не исчезла бесследно. Обогатившись традицией почитания партийных вождей, она возродилась в новом образе уникального вождя революционной армии и революционного народа, который оказался востребован разными слоями общества.
Хотя Первая мировая война стала для России историческим водоразделом, в историографии, да и в общественном сознании она ассоциируется в основном с событиями на Западном фронте. Этому способствовало, в частности, разделение российской истории начала XX века на дореволюционный и советский периоды. Цель данного сборника — включить в общеевропейский контекст механизмы усвоения, истолкования и переработки российского опыта Первой мировой войны и последовавших за ней событий. Их осмысление важно для ответа на вопрос, можно ли считать революцию 1917 года и Гражданскую войну вехами «особого пути» России или же они были следствием той кризисной ситуации, с которой столкнулись и другие воевавшие государства.
Верноподданным российского императора следовало не только почитать своего государя, но и любить его. Император и члены его семьи должны были своими действиями пробуждать народную любовь. Этому служили тщательно продуманные ритуалы царских поездок и церемоний награждения, официальные речи и неформальные встречи, широко распространявшиеся портреты и патриотические стихи. В годы Первой мировой войны пробуждение народной любви стало важнейшим элементом монархически-патриотической мобилизации российского общества.
В книге исследуется не только вопрос, просуществует ли путинская система еще несколько десятилетий. Чтобы дать на него ответ, автор - профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге - разбирается в том, как Путин смог установить свой политический режим, является ли авторитаризм судьбой России, почему народ безмолвствует, какова роль «ресурсного проклятия» и к чему приведут нас те «правила игры», которые утвердились в последние годы.
История. О чем мы подумаем, услышав это слово? О фактах, датах и именах, до боли знакомых со школьной скамьи. Кажется, они настолько обросли «кожей» исторической мифологии, что давно превратились в статичные музейные экспонаты за стеклом. Автор книги предлагает читателю сменить оптику обзора и внимательней присмотреться к людям позапрошлого столетия.
Коррупция — подкуп, взяточничество — является неотъемлемой чертой современного капиталистического общества. Она пронизывает все сферы его жизни, лишний раз свидетельствуя о загнивании капитализма. В брошюре журналиста-международника на большом фактическом материале проанализированы наиболее существенные проявления коррупции в политическом руководстве и экономической жизни капиталистических стран. Книга рассчитана на массового читателя.
В книге рассматриваются отдельные аспекты деятельности Союза вооруженной борьбы, Армии Крайовой и других военизированных структур польского националистического подполья в Белоруссии в 1939–1953 гг. Рассчитана на историков, краеведов, всех, кто интересуется историей Белоруссии.
Настоящая книга – одна из детально разработанных монографии по истории Абхазии с древнейших времен до 1879 года. В ней впервые систематически и подробно излагаются все сведения по истории Абхазии в указанный временной отрезок. Особая значимость книги обусловлена тем, что автор при описании какого-то события или факта максимально привлекает все сведения, которые сохранили по этому событию или факту письменные первоисточники.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.