Политические работы 1895–1919 - [107]

, как и прусские «гегемониальные» преимущественные права в Бундесрате (ст. 5, § 2, ст. 7 § 3, ст. 11 § 1, ст. 15 § 1, 37), и права Пруссии, вытекающие из военных конвенций. Ведь здесь, в не устранимом никакими параграфами значении территории Пруссии, ее населения и ее хозяйственного положения как в качестве рынка сбыта, так и в качестве производственного региона, — в несравненном могуществе прусского управленческого аппарата и его руководства располагается источник почти всех трудностей германского федерализма. Затем мы полагаем, что

   4) продолжительное расщепление Пруссии на частичные государства на тех же федералистских основаниях, что рассматривались в прошлом, натолкнется на столь значительные финансовые и административно–технические трудности и так повысит опасность сепаратизма земель к востоку от Эльбы, что оно едва ли произойдет в таком объеме, что у области, управляемой из Берлина, не останется подавляющего перевеса. Если же оно окажется возможным и осуществится[121] — и «Берлин» будет действовать в том же направлении, то мы согласимся с этим расщеплением. Но прежде всего и несмотря ни на что, оно представляется нам еще и непрактичным. Если это так, то речь могла бы идти и о создании государственно–правовых противовесов против фактического преобладания Пруссии. Предположив все это, надо в первую очередь задаться вопросом: парламентская или плебисцитарная структура? И вопросом, с ним связанным: делегаты или представители для органов, которые предстоит создать наряду с остающейся в империи народной палатой (Рейхстагом), т. е. для органов, которые должны заменить прежний Бундесрат и прежнее имперское правительство (кайзера, рейхсканцлера и статс–секретарей). Именно они, а не народная палата, создают наибольшие трудности.

Прежняя гегемониальная конституция принуждала остальные союзные государства к тому, чтобы посредством конституционных оговоренных и преимущественных прав обезопасить себя от господства Пруссии, опиравшегося на ее финансовое превосходство, на командную и исполнительную власть кайзера, а в Бундесрате — на абсолютную подчиненность обладающих правом голоса карликовых государств. Карликовые же государства, как мы полагаем, прекратят свое бессмысленное существование путем слияния в единое государство (Тюрингия?) либо путем инкорпорации в другое государство. А вот сохраняющиеся государства среднего размера могут обеспечить для себя то, чего им прежде недоставало: влияние в империи (вместо всего лишь свободы от империи) только тогда, когда и в будущем будет существовать орган, где они будут представлены весьма привилегированным соотношением голосов по сравнению с численностью их населения. Самым радикальным и потому не допускающим у нас подражания в таком объеме образом это зафиксировано в американской и швейцарской конституциях — без всяких различий равное количество голосов для представителей штатов в Сенате или Палате представителей без всякого учета неодинаковой величины штатов (Делавэр составляет едва ли ¹/₃₀ от штата Нью–Йорк!). Как конституция 1849 года (например, для Пруссии 40, для Баварии 20 голосов в малогерманской палате государств, состоящей из 168 голосов), так и имперская конституция 1867/71 годов (для Пруссии 17, для Баварии 6 голосов из 61 в Бундесрате) предписывают это в умеренной степени. Но радикально противоположным образом. Ибо вопрос, принципиальный для такого федерализма, формулируется так:

   1. Бундесрат или палата государств? Система делегатов или система представителей? Первое означает, что в органе, имеющемся наряду с народной палатой, заседают назначаемые отдельными правительствами, в любое время отзываемые, голосующие исключительно по инструкциям делегаты, как прежде в Бундесрате. Напротив того, второе подразумевает, что там заседают избираемые населением или парламентами отдельных государств на жестко фиксированные законодательные периоды представители, голосующие исключительно по собственным убеждениям, как в Америке (Сенат) и в Швейцарии (Совет сословий). Конституция 1849 года позволяла правительствам отдельных государств и их народным представительствам назначать по половине общего количества представителей в палату государств; впоследствии же для того, чтобы по возможности уменьшить совокупный вес крупных государств, она установила, что вторая половина в государствах с провинциальными сословными представительствами должна избираться ими, т. е. по территориальному принципу, а не парламентами.

Но ведь любое парламентское избрание представителей палаты государств уже означает значительное приближение к принципу делегаций, поскольку практически оно приводит к тому, что партии отдельных государств направляют в эту палату своих доверенных лиц. Наоборот, прямые (естественно, строго демократические) народные выборы, и прежде всего — выборы по провинциям, до крайности усиливают последствия представительского принципа. Ибо всякие народные выборы палаты государств, и наиболее явно — в такой форме, принципиальным образом означают исключение правительств и парламентов отдельных государств. Т. е. как раз тех властей, каковые по радикально противоположному принципу делегатства в