Политическая теория феминизма. Введение - [97]

Если развитие радикального феминизма пойдет таким путем, вероятно, он может быть синтезирован с некоторыми другими подходами для выработки более сложной, чем прежде, теории. Подобная теория могла бы, по-прежнему, ставить женщин в центр анализа, но при этом исследовала бы взаимоотношения между классовым, расовым угнетением и угнетением по признаку пола, и не отвергала бы полностью либеральные и гуманистические ценности. Она осознала бы повсеместность мужской власти и заинтересованность мужчин в сохранении существующего. устройства, но, отличая структуры угнетения от его носителей, она рассматривала бы мужчин не только как противников, но и как потенциальных союзников. Для этого нужно было бы посмотреть на мужчин как на личностей, движимых иными, чем власть, ценностями, на таких, существование которых в XIX в. подтвердили Томпсон и Милль. Такие мужчины могли найти удовольствие в равном партнерстве, а не в подавлении и при случае даже могли бы согласиться порассуждать о «правах» и «справедливости». Для радикальных сепаратисток подобные предположения — анафема. Различия и конфликты между женщинами и мужчинами для них не социальные конструкции, но биологически обусловленные. А в качестве таковых, по их мнению, они являются постоянными характеристиками человеческого общества, и самое^большее, на что могут надеяться женщины, это создать собственное пространство внутри патриархатного общества. Такая позиция представляет тупик для политической теории и действий, однако, хотя она явно происходит из основных принципов радикального феминизма, это не единственный путь, по которому может пойти развитие феминизма. Идеи, которые обсуждались в предыдущих главах, охватывают чрезвычайно широкую область и не указывают на легкие решения. Однако они могут предоставить точку отсчета для теории, которая была бы более полной, чем прежде, и рефлексировала бы собственные неизбежные ограничения.

Глава 13. СОВРЕМЕННЫЙ МАРКСИСТСКИЙ И СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ ФЕМИНИЗМ

Основным тезисом всех течений марксистского и социалистического феминизма является убеждение, что положение женщин нельзя рассматривать в отрыве от социально-экономического контекста и что любое значимое улучшение в жизни женщин требует изменения этого контекста. Как было показано в предыдущих главах, этот подход был сформулирован, по крайней мере, уже в начале XIX в., а идеи социалистического феминизма могут прослеживаться во все периоды. Однако идеи прежних авторов были утрачены историей и обнаруживаются вновь только в наше время. К этому основному положению марксизм добавляет мысль о том, что общество не может измениться лишь в результате призывов к разуму и справедливости и что необходима коллективная классовая борьба, которая может быть успешной только на определенной стадии экономического и общественного развития. Из этого следует, что угнетение женщин обусловлено исторически и что оно может прекратиться только в результате социалистической революции, которая сама по себе есть продукт конкретной исторической ситуации. В интерпретации более поздних марксистов, таких, как Энгельс, Бебель и Цеткин, эта идея практически была сведена к вульгарному экономическому детерминизму; и, хотя Александра Коллонтай пыталась проделать более радикальный и сложный анализ, ее взгляды также вскоре были забыты.

После 20‑х годов так называемые коммунистические общества не внесли значимый вклад в дискуссию, но, скорее, предпочитали следовать официальной советской доктрине о том, что «женский вопрос» является продуктом капиталистического общества и, следовательно, уже разрешен. И хотя начиная с 60‑х годов было признано, что еще остались проблемы, касающиеся женщин, а советские социологи приводили документальные доказательства о высоких нагрузках, переносимых женщинами, сочетавшими оплаченный труд и домашние обязанности, эти проблемы толковались как «неантагонистические противоречия», разрешаемые в рамках существующей социально-экономической системы и не требующие коренных структурных изменений. Позже, в эпоху «гласности» и «перестройки» женские проблемы вновь были включены в политическую повестку дня в Советском Союзе. Однако классический марксистский постулат о том, что для освобождения женщин необходимы материальная независимость и полное участие в экономике, все более отвергался в пользу возрожденной идеи о значимости традиционной роли женщины в семье (здесь циники могут отметить, что такое подчеркивание роли семейного очага, с одной стороны, обеспечивало потенциальный стабилизирующий фактор в быстро меняющемся обществе, а с другой — позволяло частично разделаться с безработицей, неизбежно возникающей в результате экономической реструктуризации). В отличие от позиции классического марксизма утверждалось, что двойная нагрузка женщин не может быть снята посредством коллективного ведения хозяйства и ухода за детьми, нужно действовать через расширение возможностей частичной занятости и гибкий рабочий график. Разделение труда между полами не подвергалось критике, и официальная советская пропаганда теперь сосредоточилась на естественных различиях, а не на социальном равенстве мужчин и женщин, и утверждала, что для пользы всего общества и самих женщин надо предоставить возможность реализовать себя в традиционных ролях матери, жены и домохозяйки (Buckley, 1989; Rosenberg, 1989; Waters, 1989). Хотя некоторые советские социологи говорили, что феминистки должны пересмотреть марксистские концепции и использовать их в своих подходах (Воронина, 1988)