Политическая культура древней Японии - [83]

Функция движения. Идеалом японского правителя (в соответствии с китайской концепцией недеяния) является строительство такой политической системы, которая отлажена таким образом, что требует минимального вмешательства со стороны тэнно. Эта идея была выражена, в частности, в указе Гэммэй. Обращаясь к своим сановникам, она говорит: «В сердце у вас покой, вы ведете за собой народ. Слышим Мы это, и сердце Наше наполняется утешительной радостью. И вот полагаем Мы, что раз вы таковы, то при содействии всех чинов сумеете установить для народа Поднебесной мир, а Мы сами повесим одежду [и сложим руки], расстегнем воротник [и сможем благодушествовать]».^[775]

Конфуцианская идея о соотнесенности правителя с неподвижной Полярной звездой находит свое практическое выражение в том, что основной вектор развития японских представлений о передвижениях тэнно состоит в том, что с течением времени тэнно теряют функцию перемещения в пространстве, хотя ранее они ею, несомненно, обладали, о чем свидетельствуют ранние записи хроник. Однако после основания столиц в Фудзивара (694–710), Нара (710–784) и, в особенности, Хэйан (794-1867) этот период «кочующего» правителя закончился. Тэнно «классического периода» постоянно пребывает в сакральном центре — дворце, его перемещения сводятся к минимуму. Красноречивым подтверждением этому служат «высочайшие выезды» (миюки), совершаемые тэнно. Среднегодовое их количество, фиксируемое хроникой «Секу нихонги», составляет всего 1,6 (152 сообщения за 95 лет). При этом под миюки понимается любой случай оставления правителем дворца, включая «прогулку» по столице. Передвижение тэнно осуществляется, как правило, в паланкине, пешее или же конное передвижение ему противопоказано^[776].

Основными целями миюки является установление контактов с региональными элитами и посещение буддийских храмов. Случаи миюки были настолько редки, что обычно сопровождались достаточно масштабными поощрительными мероприятиями по отношению к свите, местным элитам и населению: повышение в рангах, подарки, послабление в налогах. Описание подготовки миюки (назначение сопровождающих) напоминает подготовку русского царя к военному походу. Редукция функции движения тэнно заметна даже в его передвижениях по дворцу. Если в VIII в. он покидал пределы своих внутренних покоев (дайри) для участия в придворных церемониях, то в начале IX в. его встречи с высокопоставленными чиновниками происходят в его внутренних покоях {ранее вход им туда был запрещен), многие придворные церемонии (как и проводимое на буддийский лад отпевание) происходят там же^[777].

Перемещения в пространстве являются одной из основных функциональных характеристик царя (точно так же, как и его подданных^[778]). Недаром поэтому, согласно «Степенной книге», чудесным признаком рождения Ивана IV является его движение в утробе матери^[779], что служит указанием на невероятную активность будущего царя на троне. Новгородская же летопись превозносит Ивана IV почти эпическим образом, не забывая отметить его «звериную» способность к передвижению: «И наречеся царь и великий князь всея Великие России, самодержец великий показался и страх его обдержаще вся языческия страны, и бысть вельми премудр и храбросерд, и крепкорук, и силен телом и легок ногами аки пардус…»^[780].Эта функция является наследием более раннего времени^[781] и не изживается окончательно в царский период^[782].

Перемещения царя в его взрослой жизни связаны прежде всего с его функцией верховного главнокомандующего и верного адепта православия. Все без исключения русские цари (включая слабоумного и слабосильного Федора Ивановича) время от времени прибывают на театр военных действий для руководства войском, причем вполне обычным является и царское восседание на коня^[783]. Непременность такого «вождества» наследуется от более ранних «дружинных» времен (сохраняется вплоть до падения монархического режима— см., например, посещения Николаем II театра военных действий во время первой мировой войны). Кроме военных походов, цари совершают частые выезды, временами весьма длительные (в правление Алексея Михайловича— до 12 дней, однако обычными были выезды на 1–3 дня^[784]) за пределы Кремля и столицы и с мирными целями. Эти выезды связаны, в основном, с богомольем, охотами, посещением подмосковных дворцовых сел, причем в источниках достаточно часто встречаются сообщения, конкретизирующие способ передвижения (пешком, верхами, в возке или же «водяным путем»)^[785]. «Записные книги» зачастую фиксируют несколько выходов царя за один день (в особенности это касается посещения Алексеем Михайловичем церковных служб, причем может отмечаться даже путь царя от жилых покоев до кремлевского же храма^[786]), хождение за иконами и крестом, поездки для участия в церемониях освящения церквей.

Традиционная для России значимость акта царского (княжеского) путешествия закрепляется и в происхождении таких важнейших чинов, как конюший и окольничий (от «околичность двора» — должность предполагала обязанность по заботе за нуждами царя во время нахождения в пути^[787]