Политическая культура древней Японии - [85]

К царю мало применим глагол «слушания», во всяком случае официальные источники не акцентируют эту функцию его поведения, ибо такой модус поведения предполагает некоторую форму диалога, т. е. наличие обратной связи, идея которой, судя по всему, была чужда имиджу царя. Царь выслушивает церковную службу («литоргию», «понахиды»), т. е. это такое слушание, которое не предполагает собеседника. В крайнем случае он выслушивает советы иерархов, но другие его подданные предстают при нем как бы почти безгласными. Они задействованы в политической «массовке», их роль — оттенить единственно правильное мнение, исходящее от царя. Царь выслушивает не столько советы, сколько донесения (в основном, от гонцов с полей сражений и послов), на основе которых он принимает решение. Отсутствие (ослабленность) функции слушания как составной части диалога отражает более общую ситуацию российского способа управления, которая представляет собой систему с ослабленной обратной связью. Эта обратная связь проявляется, по преимуществу, в условиях жесточайших кризисов власти. В условиях малой разработанности такой связи в обычной жизни она принимает свою наиболее раннюю, «примитивную» форму — выслушивание царем мнения «народа» в случае прямой апелляции к нему.

Царь видит и видим, хотя это происходит и не каждый день. Подданные имеют возможность наблюдать царя в особых случаях, хотя особых запретов на его лицезрение, похоже, не существовало^[793]. Повествуя о победоносном возвращении Ивана IV после окончания казанской компании, составитель «Степенной книги» отмечает: «И все велико благодарение Богу воздаваху и царю, яко победителю, дары и благодарение приношаху; и вси паче солнечного сияния просвещахуся радостию, насыщахуся царского зрения».^[794] Само лицезрение царя, считают составители летописи, способно поднять воинский дух его полков^[795]. Подданные имеют возможность видеть царя и во время наиболее значительных праздников. Более того, лицезрение царя, даже на значительном расстоянии, ассоциировалось с возможностью исполнения желаний^[796]. Лицезрение царя — большая честь (наложение опалы предполагало, что опальный не имеет права являться к царю и видеть его), которая подразумевает и обязанность служить ему.^[797]

Речевая функция. При описании поведения правителя летописи наибольшее внимание уделяют его речевому поведению.

Это связано с тем, что коммуникация является основным его свойством, обязанностью и «профессией». Это утверждение носит, по всей вероятности, универсальный характер. Вопрос состоит в том, с кем общается правитель и в каких формах протекает этот коммуникативный процесс.

Основной формой, в которой реализуется речевая деятельность тэнно, являются его указы. Эти указы бывают как устными, так и письменными, но количество письменных указов безусловно превалирует, что говорит об общей ориентированности японской политической культуры на управление с использованием письменного канала информации. При этом обычным для записей хроник является приведение текста указа полностью, т. е. цитирование. Многие указы тэнно являются юридическим документом, они не имеют строго ограниченного во времени и пространстве ситуативного характера, направлены на изменение базового законодательства, предназначаются для того, чтобы все чиновники руководствовались ими в своей повседневной деятельности, в связи с чем эти указы сводятся затем в особые сборники, дополняющие основной корпус законов.

Как это ни странно, но, согласно официальным источникам, функция прямой речи у царя выявлена слабо. Царь часто отдает различные распоряжения, но обычно они принимают в летописи форму косвенной речи, поскольку имеют сугубо ситуативный и ограниченный во времени характер (например, такому-то явиться туда-то, сделать то-то).

Царские указы фиксировались в указных книгах, которые составлялись в центральных и местных учреждениях. В связи с ситуативностью указов многие из них были обращены к совершенно конкретным адресатам и не имели общегосударственного значения, были предназначены в качестве справочного материала, в основном, применительно к деятельности конкретного лица или учреждения. В связи с этим они отсутствуют и в текстах летописей^[798]. Передача распоряжений царя по преимуществу в форме косвенной речи свидетельствует, что для имиджа царя явно не слишком важна форма (стиль) его обращенной к подданным речи (летописца волнует по преимуществу только сам факт приказания), что еще раз подтверждает его ограниченные потенции культурного героя. Вместе с тем летописи охотно приводят переписку царя с высшими церковными иерархами и записи его молитв, что выдает идеального (в пределе — единственно возможного) контрагента царя по диалогу. Это мог быть или сам Бог, или же те профессионалы («богомольцы»), которые были ответственны за осуществление коммуникации с Ним. Остальные исторические агенты, за исключением, может быть, монархов других стран, считались мало достойными для вступления в диалог с царем^[799].

Способы и методы сакрализации правителя. Вряд ли нужно еще раз повторять, что верховный правитель — фигура по определению сакральная. Японская и русская традиции не являются в этом смысле исключением (если таковые вообще возможны). Однако формы и методы сакрализации в разных культурах весьма отличаются друг от друга, что обусловлено реальным соотношением политических сил, которые используют в своих целях имеющиеся в культуре дефиниции (культурную «предрасположенность» к тем или иным дефинициям).