Политическая и военная жизнь Наполеона - [31]
Появление мое было громовым ударом для турок; потеряв надежду, они не решились вступить в бой с приведенными мною свежими войсками, и в беспорядке обратились в бегство. Мы ворвались на штыках в деревню Фули. Оттоманская армия в совершенном расстройстве перешла за Иордан через мост в Гиз-Эль-Мезание и отступила к Дамаску.
Эта победа произвела столь сильное впечатление на неприятелей, что они не смели больше беспокоить вашу армию во все время осады. Я оставил Клебера в Назарете, а с остатком войска возвратился к Акре.
Осада продолжалась деятельно, но безуспешно. Турки с помощью англичан из эскадры Синдея Смитта, под руководством Фелиппо и Тромлена защищались превосходно. Уже пять приступов были отбиты, когда флотилия, снаряженная в Родосе, привезла осажденным съестные припасы и знаменитый корпус, устроенный по-европейски Гуссейн-пашой(19). Думая предупредить высадку этого корпуса, я сделал шестой приступ 8-го мая. Мы были еще раз отражены и уже теряли надежду овладеть городом. Упрямо продолжая осаду, я мог бы погубить мою небольшую армию; это заставило меня готовиться к отступлению.
Я так мало привык к неудачам, что не мог решиться начать отступление, не испытав еще раз счастья. Клебер присоединился ко мне со свежим войском, и это давало мне надежду взять крепость, в которой пробиты были широкие бреши. 10-го мая утром и вечером, в седьмой и восьмой раз повторил я атаку. Рвение солдат моих, казалось, удвоило их силы, но ничто не могло преодолеть упорного мужества осажденных.
Я снял осаду 21-го мая и возвратился в Египет. Дорогой мы совершенно разорили страну, как для того, чтобы воспользоваться представляемыми ей средствами к обеспечению перехода через степь, так и для того, чтобы уничтожить те пособия, которые мог найти неприятель, направляясь к границам Египта. Я взял всех больных и раненых. Только пятьдесят из них должно было оставить на жертву свирепому Джезару, потому что, зараженные чумою, они не могли за нами следовать. Чтоб избавить их от мучительной смерти, я велел отравить их опиумом. Меня и тут упрекают в жестокости; признаюсь, что я был не прав; но не из одного ли человеколюбия решился я поступить так? И какую выгоду могла принести мне смерть этих несчастных? Я поступил с ними, как бы желал, чтобы со мною поступили в подобном случае, и никогда не думал, чтобы этим мог дать врагам моим еще предмет для злословия. Мне следовало бы оставить их на произвол судьбы и жестоких турок.
Возвратясь в Египет, я направился с главными силами к Каиру, куда и прибыл 14-го июля; Клебер снова занял Дамиетту. Я оставил сильный гарнизон в Катихе в продолжение похода в Сирию, Дезе окончил покорение верхнего Египта, я сражением при Семангу довершил поражение мамелюков.
Дурной успех предприятия моего в Сирии поставил меня еще в большую необходимость вступить в переговоры с главами духовенства, чтобы действовать на умы черни. Возвратясь из Сальшиха, я предложил им издать фетву, которая бы повелевала народу присягнуть в повиновении главнокомандующему. Это предложение привело их в трепет; старейший из них отвечал мне: зачем сами вы с вашим войском не сделаетесь мусульманами? 100 000 человек сбегутся тогда под ваши знамена и, устроив их по-вашему, вы восстановите аравийское государство и покорите восток. Обрезание и запрещение пить вино были единственными препятствиями, которые я противопоставлял им. Стали рассуждать о том, как бы устранить их, и наконец положили, что можно быть мусульманином и пить вино, искупая это преступление благодеяниями. Я начертал тогда план мечети, большей, нежели существующая в Жемиль-Эль-Азаре, как бы желая оставить памятник обращения нашей армии в мусульманскую веру. Но на самом деле я хотел только выиграть время. Фетва о всеобщем повиновении была обнародована шейхами, объявившими меня поклонником пророка, покровительствуемым свыше. Разнеслась молва, что через год все войско наденет чалму; солдаты скоро почувствовали благодетельные последствия этой хитрости, весьма невинной и извинительной в том положении, в котором я находился; в конце июля мамелюки снова показались в нижнем Египте, и Мурад-Бей спустился по берегу к Гизеху. Между тем как я делал распоряжения, чтоб встретить его, мне дали знать, что 15 000 турок, прибыв на судах из Родоса, сделали высадку на полуостров Абукир и завладели уже крепостью этого имени. Я чувствовал необходимость разбить этот корпус, прежде чем к нему присоединятся мамелюки и восставшие против нас туземцы; 24-го июля часть армии, назначенная для этой экспедиции, собралась у колодцев между Александрией и Абукиром. На другой день я атаковал турок.
Барон Генрих Жомини начал военную карьеру в Швейцарии, затем поступил во французскую армию, участвовал в наполеоновских походах, был начальником штаба маршала Нея, а в 1813 г. перешел на службу в русскую армию.Подробно рассматривая все аспекты, присущие теории и практике войны, Жомини предлагает анализ стратегических проблем, сопутствующих различным театрам и полям боевых действий, тактики наступления и обороны, неожиданных маневров, специальных операций, уделяет внимание важности разведки и развертывания сил, организации тыла и снабжения, роли инженерных сооружений и влиянию на ход военных событий дипломатии.Классический труд Жомини не только неоценимый исторический памятник, но и непревзойденное фундаментальное исследование по стратегии и тактике ведения войны, высоко оцененное специалистами и, безусловно, интересное для всех, кого волнует история развития военной мысли.
«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).