Полина. Паскуале Бруно. Капитан Поль. Приключения Джона Дэвиса - [54]

— Знаю, сударыня. Знаю также и другое: когда ребенком вас выводили гулять, ваши горничные и лакеи показы — вали вам эту клетку и говорили, что в ней голова преступника, собиравшегося убить вашего отца. Одного только вам не рассказали, сударыня: ваш отец обесчестил моего отца.

— Вы лжете!

— Да покарает меня Господь Бог, если я солгал, сударыня. Моя мать была красива и добродетельна; граф полюбил ее. Она устояла перед его обещаниями, домогательствами, не испугалась даже угроз. И вот однажды, когда мой отец уехал в Таормину, граф приказал четырем верным людям похитить ее и отвезти в принадлежавший ему небольшой дом между Лимеро и Фурнари — в нем теперь постоялый двор… И там… там, сударыня, он надругался над нею!

— Граф был властелином Баузо, крестьяне принадлежали ему душой и телом. Он оказал большую честь вашей матери, обратив внимание на нее.

— Мой отец принял это иначе, — сказал Паскуале, нахмурившись, — быть может, потому, что родился в Стрилле, на земле князя Монкада-Патерно: он ударил кинжалом графа. Рана не была смертельна, и слава Богу, хотя я долгое время жалел об этом. Но сегодня, к моему стыду, это меня радует.

— Если память мне не изменяет, не только ваш отец был казнен как убийца, но и все ваши дяди отбывают наказание на каторге?

— Да, они спрятали виновного и встали на его защиту, когда за ним явилась полиция. Их посчитали сообщниками отца и отправили на каторгу. Дядя Плачидо попал на остров Фавиньяна, дядя Пьетро — на Липари, а дядя Пеле — на Вулькано. Я был тогда ребенком, но и меня арестовали вместе с ними, однако потом вернули матери.

— А что стало с нею?

— Она умерла.

— Где же?

— В горах между Пиццо ди Гото и Низи.

— Почему она уехала из Баузо?

— Почему? Чтоб ей не видеть каждый раз, когда мы шли мимо замка, головы своего мужа, а мне — головы моего отца. Да, она умерла без врача, без священника. Я похоронил ее на неосвященной земле и был ее единственным могильщиком… Надеюсь, вы простите меня, сударыня, но на свежей могиле матери я дал обет отомстить за гибель всей моей семьи — уцелел я один: ибо дядей моих я не числю уже в живых, — да, отомстить вам, последней из семьи графа. Но что поделаешь? Я влюбился в Терезу, спустился с гор, чтобы не видеть могилы матери, так как чувствовал, что готов нарушить свою клятву, и поселился в долине, неподалеку от Баузо. Более того, когда я узнал, что Тереза надумала уехать из деревни и поступить к вам в услужение, мне пришла в голову мысль наняться к князю. Долгое время эта мысль страшила меня, потом я с ней свыкся. Я решил повидать вас, и вот я пришел, пришел безоружный, чтобы умолять вас о милости, вас, сударыня, перед кем собирался предстать только как враг.

— Вы понимаете, конечно, — ответила Джемма, — что князь не может взять к себе человека, чей отец был повешен, а родственники осуждены на каторжные работы.

— Но почему же, сударыня, если этот человек готов забыть, что приговоры были вынесены несправедливо?

— Вы с ума сошли!

— Вы знаете, госпожа графиня, что значит клятва для горца? Так вот, я обещаю нарушить свою клятву. Вы знаете, что значит месть для сицилийца? Так вот, я обещаю отказаться от мести… Я готов все предать забвению, не заставляйте же меня вспоминать…

— А в противном случае?

— Не хочу думать об этом.

— Хорошо, мы примем надлежащие меры.

— Смилуйтесь, госпожа графиня, умоляю! Видите, я делаю все, что в моих силах, и хочу остаться честным. Ручаюсь, я стану другим человеком, как только поступлю к князю и женюсь на Терезе… К тому же я никогда не вернусь в Баузо.

— Я ничего не могу сделать для вас!

— Госпожа графиня, ведь вы любили!

Джемма презрительно улыбнулась.

— Вы должны знать, что такое ревность. Вы должны знать, какая это мука, как начинает казаться, что сходишь с ума. Я люблю Терезу, я ревную ее, чувствую, что не совладаю с собой, если она выйдет замуж за другого, и тогда…

— Что тогда?

— Тогда берегитесь, как бы я не вспомнил о клетке с головой отца, о каторге, куда были сосланы мои дяди, и о могиле, в которой покоится моя мать.

В эту минуту странный крик, похожий на сигнал, раздался под окном спальни, и почти тотчас же прозвенел звонок.

— Князь! — воскликнула Джемма.

— Да, да, знаю! — глухо пробормотал Паскуале. — Но пока от не вошел в эту дверь, у вас еще есть время сказать мне «да». Умоляю, сударыня, снизойдите к моей просьбе: разрешите мне жениться на Терезе, попросите князя взять меня в услужение…

— Пропустите меня! — повелительно сказала Джемма, направляясь к выходу.

Но, вместо того чтобы повиноваться, Бруно подбежал к двери и запер ее.

— И вы посмели задержать меня? — вскричала Джемма, хватая шнурок звонка. — Ко мне, на помощь! На помощь!

— Не зовите, сударыня, — упрашивал ее Бруно, все еще владея собой. — Ведь я сказал, что не причиню вам зла.

Под окном вторично раздался тот же странный крик.

— Молодец, Али, ты на посту, мой мальчик! — крикнул Бруно. — Понимаю, пришел князь, слышу его шаги в коридоре. Сударыня, сударыня, еще есть несколько минут, несколько секунд, еще можно избежать многих несчастий…

— На помощь, Родольфо, на помощь! — крикнула Джемма.

— Значит, у вас нет сердца, нет души, нет жалости ни к себе, ни к другим! — воскликнул Бруно, схватившись за голову и повернувшись к двери, которую сотрясала чья-то сильная рука.