Полигон. Знаки судьбы - [11]

Стрельбы в тот раз у меня были простые. Стрелять нужно было с места и не по мишеням, а по земляному валу, который должен был улавливать снаряды. Проверялось просто воздействие ударных нагрузок при стрельбе на определённые узлы прицела с гироскопической стабилизацией поля зрения. Со мной на стрельбище был старшина сверхсрочной службы Аполлон Андреевич Ф. Редкое имя. Мы успевали, но, когда осталось всего несколько выстрелов, старшина доложил, что вроде бы отсутствуют два винта, которыми крепится к пушке противооткатное устройство. Засветили фонарик и разглядели, что один винт, кажется, был повреждён уже раньше, так как на теле оставшейся от него части была видна коррозия. А на другом винте срез был свежим. Вообще-то в такой ситуации стрельбу надо прекращать. И я бы так и сделал, если бы не 31 декабря и уже вторая половина дня. А осталось сделать всего 4 выстрела. И Новый год на носу. И неизвестно как выкручиваться со сроком работы после Нового года. А испытания всегда должны заканчиваться в срок, указанный в программе, присылаемой вышестоящей инстанцией.

Работа испытателя всегда связана с риском, но с риском не такого рода. И всё же решаю рискнуть. Не должны же сразу два винта отлететь. По очереди делаем один, потом другой выстрелы. Каждый раз проверяем винты. На месте винты. Делаем третий выстрел, и отлетает ещё один винт. Остался один винт и один выстрел.

Если при последнем выстреле отлетит последний винт, то пушку вынесет в заднюю стенку боевого отделения, а это – перегородка из тонкого листа стали, а за ней двигатель и всё остальное. Но я уже в азарте. Зарядили пушку, оба вылезли из танка. Изолента, куски монтажных проводов, инструмент электрика, включая паяльник на 24 вольта (напряжение бортовой сети танка) у меня всегда были с собой. Я вывел наружу провода от кнопки электроспуска пушки и замкнул их. Раздался выстрел, танк присел, как обычно отклонившись назад, пушка сразу накатилась в исходное положение, и мы поняли, что обошлось. Отлегло. Спасибо последнему винтику, не подвёл.

Для чего тогда мы рискнули? Мне было 25 лет. В возрасте на несколько лет старше я ни за что не поступил бы таким образом. Кроме того, тогда у меня ещё не было достаточного опыта. Я думал, что технические службы испытательного батальона, выделяя танк для испытаний с проведением стрельб, проверят техническое состояние всех систем и устройств вооружения. В дальнейшем я всегда всё проверял сам, не надеясь ни на что и ни на кого. А с Аполлоном Андреевичем я встретился ещё раз на Семипалатинском полигоне и удивился его мастерству, когда он производил погрузку машин, прошедших испытания, на железнодорожные платформы.

Рассказ 12-й Моё первое знакомство с Кубинкой

В декабре 1957 года, после защиты дипломного проекта и объявления приказа о назначениях, нам предоставили отпуск. Мы догадывались, что выписки из этого приказа должны были поступить и в те части, куда нас назначили. Пять человек из нашего отделения, все молодые и получившие назначение на Полигон, решили съездить туда для первого знакомства. Предписания явиться на Полигон для прохождения службы у нас ещё не было.

На проходной нас не пустили даже на жилую территорию, куда вход был тоже по пропускам. Но на проходной был внутренний телефон, ктото из нас догадался снять трубку, а коммутатор на Полигоне был ручной, и на отзыв телефонистки попросить соединить с дежурным по части. Объяснили дежурному, кто мы такие и зачем приехали. Дежурный оказался нормальным человеком (а впоследствии я понял, что на Полигоне почти все офицеры являются нормальными людьми), он позвонил начальнику строевого отдела, у которого действительно уже была выписка из приказа о наших назначениях, и через некоторое время нам выписали пропуска, каждому в свой отдел. И за каждым пришёл сопровождающий из отдела.

И вот приводят меня в кабинет начальника отдела, там же находится мой будущий начальник лаборатории. Я заранее понимал, что мне, вероятно, будут задавать вопросы. Поэтому несколько дней я только тем и занимался, что мысленно повторял всё, чему меня учили в Академии по стабилизаторам вооружения танков. Именно в эту лабораторию меня и назначили. «Мысленно» – потому, что весь курс по этому разделу был секретным, и дома записей быть не могло. В целом я чувствовал себя вполне подкованным, так как и тема моего дипломного проекта соответствовала этому направлению. Но внутреннее волнение, конечно, было.

Я ожидал чего угодно, но только не того, что прозвучало в первом вопросе и о чём пошла речь дальше. А первый вопрос из уст начальника отдела прозвучал буквально так: “Вы в волейбол играете?” Я удивился, но вопрос-то был для меня выгодным. Я ответил, что играю. Тогда начальник спросил, на каком уровне я играю. Я ответил, что играю за первую сборную Академии. А дальше последовало приглашение всех сотрудников отдела, и было объявлено, что в отдел приходит офицер, который отлично играет в волейбол, более того, является игроком первой сборной команды Академии. Это потом я узнал, что на Полигоне был культ волейбола, соревнования отделов вызывали ажиотажный интерес, но наш отдел был в этом вопросе одним из самых слабых. Могу сказать, что мне удалось значительно повысить волейбольный рейтинг отдела сразу, не дожидаясь окончания отпуска. Меня начальник попросил приезжать в дни проведения игр. Я согласился. А о стабилизаторах вооружения и моих познаниях в этой области вопрос на первой встрече так и не возник.