Полгода из жизни капитана Карсавина - [27]

— Макосов! Макосов!.. — позвала она, но стрелок молчал. Тревожно забилось сердце: «Да жив ли?..» И вдруг Анна обнаружила, что над территорией противника осталась совсем одна. Самолет перестал слушаться рулей управления, должно быть, перебило тяги и его разворачивало почему-то на запад, а вся группа все дальше и дальше уходила в противоположном направлении.

С большим трудом Анне удалось справиться — развернуть машину на свою сторону. Но снова налетели «мессеры», атакуя подранок.

— Макосов, как слышишь? — еще раз попыталась вызвать она своего стрелка, однако безуспешно, и тогда Анна крикнула на весь эфир:

— Держись, Макосов! Мы еще повоюем!..

Где-то уже над Керченским проливом «мессершмитты» отстали — здесь безраздельно властвовали наши истребители. А вскоре показался и аэродром, приземляться на который Анна решила с ходу.

После посадки бросилась к кабине стрелка:

— Жив! Жив Макосов!.. — и припала к израненной боевой машине.

Недели через две приказом по полку Анне Егоровой назначили в экипаж нового стрелка — Евдокию Назаркину. Раненый Макосов попал в медсанбат, и начальник политотдела корпуса полковник Тупанов загорелся идеей создания на штурмовике женского экипажа.

— Впервые в мире будет! — с гордостью сообщил он. На том и порешили — впервые.

А к этому времени 805-й штурмовой авиаполк уже третий раз — с начала боев на Тамани — пополнялся самолетами и личным составом. Где-то на подходе была группа молодых пилотов, не участвовавших в боях. «Пополнение… пополнили… Слово-то какое казенное — будто свежих бубликов в хлебный ларек подбросили…» — подумала Анна, услышав эту новость от начпо Тупанова.

— Придется учить, — заметил он и как бы между прочим сообщил: — Вы, Егорова, отныне штурман полка.

— Как штурман? — вырвалось у Анны. — А Карев?

— А Карев — заместитель Козина. Устраивает?

Анна, ничего не ответив Тупанову, помчалась к командиру полка.

— Разрешите обратиться! — козырнула по-уставному, но тут же, отбросив в сторону формальности — разрешит не разрешит, — принялась выговаривать Козину свои сомнения: — Зачем меня назначили штурманом полка? Не справлюсь я. Есть Бердашкевич, Сухоруков, Вахрамов. А то — бабу штурманом! Да я весь полк растеряю в полете…

Командир полка Михаил Николаевич Козин был человек веселый, добродушный. Проблем строить не любил, и все вопросы жизни боевого коллектива решал легко, не мудрствуя лукаво.

— Все сказала, Егорова? — спросил он, когда Анна закончила свое выступление.

— Все!

— Тогда круго-ом марш! — к исполнению новых обязанностей. И больше по этому поводу — ни слова!..

Под Полтавой, куда штурмовики Козина перелетели, готовясь к боевой работе на 1-м Белорусском, Анне пришлось учить молодых летчиков не только штурманскому делу.

— Товарищ лейтенант, ну что мы — осоавиахимовский кружок, что ли? Деревянные пушки цементными бомбами забрасываем! Сколько можно?.. — необстрелянные, рвущиеся в бой, не раз обращались они к Анне с такими вопросами.

Она всматривалась в их нетерпеливые, азартные лица, а перед глазами долгой чередой проходили другие. Покровский, Усов, Степочкин, Зиновьев, Тасец, Грудняк, Хмара, Балябин, Мкртумов, комэск Андрианов…

Уже никогда не бросится она в огненную метель с безрассудно смелыми в бою Степочкиным и Усовым, не услышит их призывных голосов: «Ашота, атакуй!..» Больше никогда не протянет ей букета полевых цветов Филипп Пашков и не спросит: «Ну, станишница, как дела?..» Он почему-то называл ее не по имени, не по фамилии, а просто — «станишница» и бесконечно долго мог рассказывать о своих родных краях: «Вот кончится война, поедем. У нас, станишница, такой лес! А грибов, а ягод… Рыжики — те хоть косой коси!..» Филипп погиб севернее Новороссийска, в районе Верхнебаканского.

Не услышит она постоянного вопроса любимца полка Бори Страхова: «И зачем это девчонок на войну берут?..» Так и не выпросил он для нее новую шинель у комбата. Экая ведь история с этой шинелью приключилась!

Закадычный дружок Страхова Иван Сухоруков получил как-то разрешение на поездку домой. Перед отъездом попросил у Анны шинель из хорошего сукна — не ехать же в старой солдатской. «По секрету скажу: на подруге детства жениться надумал…» — сообщил Иван. Но с женитьбой у Ивана ничего не получилось: подруга на фронт ушла. Чтобы не слишком огорчаться, земляки завернули ему в форменную-то шинель четверть самогона-первача: чем, так сказать, богаты. И надо же случиться такому! Иван почти довез пламенный привет от земляков до аэродрома, а на последнем километре полуторку, на которой он добирался по пути, так тряхануло, что Ивана выбросило из кузова. Анна долго потом смеялась, представляя, как он летел вместе с той бутылью…

Страхов же не вернулся после боевого вылета на косу Чушка. На обратном пути его самолет атаковали четыре «фоккера», и он упал в море. Только через день волны прибили тело летчика-лейтенанта к берегу в районе Анапы. Моряки обнаружили его и привезли в полк к штурмовикам. Страхова похоронили в станице Джигинской.

А в восьми километрах западнее станицы Крымской погиб комэск Андрианов. В памяти навсегда останутся его боевые заветы: «С зенитками надо хитрить, иначе непременно окажешься подбитым или сбитым. Лучше с ними не связываться, а уж если бить, то наверняка, да ту, которая поперек дороги — цель загораживает…»