Полезная история - [2]

Шрифт
Интервал

Один из вопросов Кирилла Иерусалимского, полемизировавшего с манихеями по поводу Ветхого завета, также переписанпПетром Сицилийским (гл, XIV), который, однако, через несколько страниц излагая уже настоящую историю павликиан (а не манихеев),-пишет, что павликиане враждебно (άπεχθως) относятся к апостолу Петру, бранят его и поносят. Этого противоречия Петр Сицилийский на заметил, у Фотия же подобных ошибок и несообразностей не встречается. -

Кроме указанных источников, Петр Сицилийский пользовался также формулами отречения от манихейства, цитируя ихтючти дословно. У Фотия же эти места перефразированы. Трудно поверить, чтобы Петр Сицилийский, если бы он пользовался трудом Фотия (у которого источники лерефразированы), сравнивал бы его с первоисточниками, даже с формулами отречения от манихейства, о которых там упоминаний нет, и переписывал бы их заново. Еще раз мы убеждаемся в том, что не Фотий является первоисточником, а именно Петр Сицилийский.

Петр Сицилийский очень любит искажать имена павликианских ересиархов, так, например, Эпафродита он называет Афронитом, Тимофея — фимофеем, Тита — Китом и т. д. Мог ли бы он (если считать, что .он имел под рукой труд Фотия) не-повторить единственное искажение, с которым мы встречаемся в «Повествовании» — наименование павликиан — Παυλοϊωάννοι [8].

У Петра Сицилийского встречаются такие сведения, отсутствующие у Фотия, которые никак нельзя считать выдумкой автора «Полезной истории». Петр Сицилийский не мог выдумать, что во время его пребывания в Тефрике были еще живы Василий и Зосим, синекдемы Сергия. Петр Сицилийский не мог выдумать, что в Тефрике он встретил «православных христиан», от которых точнее узнал про павликиан. Фотий, который не был в Тефрике, ничего подобного писать не мог, но это известие Петра он использовал в другом контексте и очень умело. В своем кратком предисловии Фотий пишет, что его рассказ о павликианах основан на сведениях, полученных им от еретиков-павликиан, которые впоследствии стали на путь православия.

Трудно допустить, что оба автора — Петр и Фотий, независимо друг от друга пользовались третьим источником, слишком много текстуальных совпадений в их изложений. Письмами ересиарха Сергия (выдержки из которых приведены у обоих авторов) мог пользоваться только один из них, ведь не могли они оба выбрать точно те же самые места из этих писем. У Петра Сицилийского сравнительно больше, чем у Фотия, выдержек из указанных писем. У патриарха выдержек меньше, приведены они неполно и кое-где искажены. Петр Сицилийский, если бы он пользовался сочинением Фотия, не мог бы привести больше цитат из писем Сергия, не мог бы добавлять или исправлять их. Не мог он выдумать послание ересиарха Сергия, адресованное, по всей вероятности, византийским властям, и приводить выдержки из него: «Я неповинен в этих бедствиях, — говорится в этом послании, — ибо неоднократно предлагал им (т. е. павликианам. — Р. Б.) прекратить пленение ромеев [9] но они не послушали меня». Фотий об этом ничего не пишет.

Для решения вопроса о взаимоотношении обоих источников большое значение имеет также сопоставление языка «Полезной истории» Петра Сицилийского и «Повествования» Фотия. Излагая одну и ту же историю, Петр Сицилийский пользуется простой формой изложения, что сказывается и на характере его языка, в то время как Фотий, в стремлении не повторять слова и выражения своего первоисточника, прибегает к возвышенным оборотам речи и сложным конструкциям предложений. Меняя слова своего источника, Фотий порой искажает его смысл. Единственно, что очень мало, почти незаметно меняется у Фотия, это выдержки из посланий ересиарха Сергия, цитированные, вероятно, Петром Сицилийским дословно. Так, например, в послании ересиарха Сергия своим ученикам в Колонии сказано: ημείς γαρ πεπεισμένοι δντες έν ταϊς καρδίαις ύμων γράφομεν όμϊν (гл. XXXVII). У Фотия это выглядит так: ημείς γαρ πεπεισμένοι δντες έν ταϊς χαρδι'αις ήμιδν έγράψαμεν όμϊν. Во-первых (если, конечно, не считать это ошибкой переписчика) немыслимо здесь употребление первого лица в предложении πεπεισμένοι όντες έν ταΐς καρδίαις ήμδν — «мы будучи уверены в наших сердцах». Сергий ведь говорит о верности своих учеников, а не о своей преданности. У Петра же мы находим вполне понятное ύμίδν, т. е. «в ваших сердцах». Во-вторых, по Фотию, выходит так, что Сергий до упомянутого письма своим ученикам в Колонии посылал им еще одно, где говорил о том же самом, так как в «Повествовании» глагол данного предложения стоит в прошедшем времени — Ιγράψαμεν όμϊν. . . У Петра Сицилийского текст понятен: «пишем вам», а не «писали вам».

В начале своего «Повествования» (источником этой части его является краткая версия Петра Игумена) Фотий упоминает город Самосата и локализует его в Сирии (πόλις έστι της Συρίας). Во второй части «Повествования», источником которой является «Полезная история», город этот локализуется, как у Петра Сицилийского, в Армении. Это противоречие повторяется в «Повествовании» и в рассказе о пленном диаконе, возвращающемся из Сирии на свою родину. Первый павликианский ересиарх Константин-Сильван жил в городе Σαμόσατον της Αρμενίαςln


Рекомендуем почитать
История ромеев, 1204–1359

Главный труд византийского философа, богослова, историка, астронома и писателя Никифора Григоры (Νικηφόρος Γρηγοράς) включает 37 книг и охватывают период с 1204 по 1359 г. Наиболее подробно автор описывает исторических деятелей своего времени и события, свидетелем (а зачастую и участником) которых он был как лицо, приближенное к императорскому двору. Григора обнаруживает внушительную скрупулёзность, но стиль его помпезен и тенденциозен. Более чем пристальное внимание уделено религиозным вопросам и догматическим спорам. Три тома под одной обложкой. Перевод Р.


Флуар и Бланшефлор

Созданный около 1170 г. анонимный французский роман в стихах «Флуар и Бланшефлор» имеет очевидные византийские корни, демонстрируя тесные восточно-западные культурные взаимоотношения в эпоху Средневековья. Сюжет о любви сарацинского принца Флуара и пленницы-христианки Бланшефлор расцвечен изящными описаниями восточных городов; шумных торгов и диковинных товаров; двора эмира вавилонского; захватывающих рыцарских поединков.


Памятники византийской литературы IV-IX веков

В книге публикуются переводы наиболее характерных и ценных памятников византийской литературы IV–IX веков, в том числе Василия Кесарийского, Григория Назианзина, Романа Сладкопевца, Иоанна Златоуста и др. Большинство текстов впервые появляются на русском языке. В исследовательских статьях рассматриваются жанры византийской литературы, как то: жития, летописи, гимны, эпиграммы, басни, письма. Показана их связь с античной художественной традицией. Ответственный редактор Л.А. Фрейберг.


Большое собрание преданий, сказок и мифов западных славян

Эта книга – сияющий яркими красками волшебный калейдоскоп, составленный из преданий, сказок и мифов западных славян, переживших долгий и нелегкий путь, связанный с сохранением собственного языка и культуры. Она предназначена читателям любого возраста, от мала до велика. Одни сказки родители будут читать своим малышам на ночь, а другие увлекут даже самых взрослых и искушенных читателей.В сборник вошли произведения авторов, никогда прежде не публиковавшихся на русском языке. Появление такого издания – уникальное и знаменательное событие еще и потому, что русскоязычному читателю впервые представляется возможность прочитать полностью, без пропусков и купюр, великое произведение «Букет» Карела Яромира Эрбена.


Книга об исландцах

«Книга об исландцах» (др.-исл. Íslendingabók) — старейшее из известных исторических сочинений Исландии. Она была написана около 1125 года исландским учёным Ари Мудрым Торгильссоном.


История хитрого плута, лиса Рейнарда

«История хитрого плута, Лиса Рейнарда» — единственная прозаическая версия «Романа о Лисе», эпохального произведения длиною в двадцать тысяч строк, появившегося в конце XII — начале XIII века. Она была написана и опубликована Уильямом Какстоном, который привез первый печатный станок на Британские острова, и стала одним из первых образцов подлинного «pulp-fiction». Спустя пять с полтиной сотен лет «История хитрого плута, Лиса Рейнарда», адресованная занятому междоусобными войнами читателю, не менее актуальна, чем во времена Алой и Белой розы.