Полеты в одиночку - [2]

Минуту-другую спустя фигура появилась снова!

На этот раз я резко поднялся. Мне хотелось присмотреться получше к этому голышу в лучах восходящего солнца, так что я переполз к изножью своей постели и высунул голову в иллюминатор.

Палуба казалась пустынной. За бортом тихо плескалось голубое Средиземное море, из-за горизонта появился краешек яркого солнца. Палуба была пуста и безмолвна, и я все больше склонялся к тому, что видел настоящее привидение, призрак пассажира, который некогда упал за борт и теперь носится по волнам в поисках своего пропавшего корабля.

Вдруг краем глаза я заметил какое-то движение в дальнем конце палубы. А потом материализовалось нагое тело. Но это был не дух. По направлению к моему иллюминатору бесшумно скакал мужчина, живой мужчина, состоящий из плоти и крови. Приземистый, коренастый, слегка пузатый в своей наготе, с пушистыми черными усами. Внезапно он заметил мою глупую физиономию, высовывавшуюся из иллюминатора, и, взмахнув волосатой рукой, крикнул:

— Сюда, мой мальчик! Пробежимся вместе! Подышим морским воздухом! Потренируемся! Растрясем жирок!

Только по усам я узнал в нем майора Гриффитса, который накануне вечером рассказывал мне за ужином, что прожил тридцать шесть лет в Индии и теперь снова возвращается в Аллахабад после отпуска на родине.

Я слабо улыбнулся проскакавшему мимо меня майору, но голову не убрал. Мне захотелось увидать его опять. В его галопе по палубе было что-то удивительно невинное, обезоруживающе ликующее и дружелюбное. А я, комок подростковой скованности, лежал и глазел, осуждая его. Но при этом я ему завидовал. Я страшно завидовал его раскованности, наплевательскому отношению к мнению окружающих. Мне безумно хотелось вытворить нечто подобное, только смелости не хватало. Скинуть бы пижаму, да помчаться по палубе — и плевать на всех. Но я на такое не способен, ни за какие коврижки. Поэтому я ждал, когда он появится снова.

Ага, вот и он! Он показался на дальнем краю палубы: доблестный голый майор, которому на всех плевать. И тогда я решил: скажу ему что-нибудь непринужденное, будто бы я даже и не замечаю его наготы.

Но постойте!.. Это еще что такое?… Он не один!.. На этот раз подле него еще кто-то семенит!.. И голый, тоже голый, как майор!.. Что, ради всего святого, творится на борту этого корабля?… Неужто все пассажиры мужского пола проснулись ни свет, ни заря и давай носиться нагишом по палубе?… Может, это какой-то особый ритуал строителей империи, о котором я ничего не знаю?… Вот, они все ближе…

Боже мой, этот второй на женщину смахивает!.. Точно — самая настоящая женщина!.. Голая женщина с голой грудью, что твоя Венера Милосская… Правда, на наготе сходство кончается, потому что теперь я вижу, что это сухопарое бледнокожее тело принадлежит не кому иному, как самой майорше Гриффитс. Я цепенею у своего иллюминатора, не в силах оторвать глаз от этого нагого пугала женского рода, гордо скачущего подле своего голого супруга, с высоко поднятой головой, с согнутыми локтями, словно заявляющего всем своим видом: «Не правда ли, мы чудесная пара? Вы только посмотрите, до чего хорош мой муж майор!»

— Давай с нами! — закричал мне майор. — Коль уж моя мемсахибочка может, то вы, молодой человек, и подавно! Пятьдесят кругов по палубе — всего-то четыре мили!

— Прекрасное сегодня утро, — пробормотал я, когда они проскакали мимо меня. — Восхитительный будет день.

Пару часов спустя я сидел напротив майора и его «мемсахибочки» за завтраком в кают-компании, и от воспоминания о том, что совсем недавно видел эту самую почтенную даму без единой нитки на теле, по спине у меня поползли мурашки. Я сидел потупясь и делал вид, что никого из них вовсе нет радом.

— Ха! — вдруг крякнул майор. — Уж не вы ли тот молодой человек, который высовывал свою голову в иллюминатор сегодня утром?

— Кто, я? — пробормотал я, уткнувшись носом в кукурузные хлопья.

— Да, вы! — вскричал майор победительным голосом. — Я не мог обознаться — лиц я никогда не забываю!

— Я… Я просто дышал свежим воздухом, — промямлил я.

— И не только! — широко ухмыльнулся майор. — Вы еще и мою мемсахиб увидели во всей красе!

Все восемь человек, завтракавших за нашим столом, вдруг умолкли и поглядели в мою сторону. Я почувствовал, как мои щеки начинают гореть.

— Но я вас не виню, — продолжал майор, подмигивая жене. Настал его черед проявить достоинство и галантность. — Совсем не виню. А вы стали бы его винить? — вопросил он, обращаясь ко всем сидевшим за нашим столом. — Молодость бывает только раз. И как сказал поэт, — он снова подмигнул своей кошмарной половине, — «прекрасное пленяет навсегда».

— Ой, замолчи, Бонзо, — сказала жена, в восторге от происходящего.

— В Аллахабаде, — сказал майор, глядя теперь на меня, — я взял за правило каждое утро до завтрака играть в чуккер. На борту судна это невозможно, знаете ли.

Так что пришлось придумывать иные способы делать зарядку.

Я сидел и гадал: что это за игра такая — чуккер?

— А почему невозможно? — спросил я, отчаянно пытаясь сменить тему беседы.

— Почему невозможно что? — не понял майор.

— Играть в чуккер на корабле, — уточнил я.