Полёты на метле - [3]

Наконец гости мои с удовольствием расселись на прохладном свежевымытом полу, и Кешка внес из кухни противень, на котором шипело и брызгалось маслом самое вкусное блюдо из всех, мною когда-либо пробованных. Кешка поступил просто и остроумно: он мелко нарезал копченую ставриду и баклажаны, перец и помидоры, обжарил все это на противне и засыпал тертым сыром. Уговаривать никого не пришлось. Вкуснющую острую еду запили вином, которого досталось каждому по три глотка. А потом Кешка чинно попрощался и увел всех с собой.

Подозрительно деликатный мальчик, я-то уже приготовилась к тому, что сейчас появится гитара и начнутся посиделки до утра — естественная моя плата за помощь.

Но они ушли. И слава Богу — я устала. Застелила постель, влезла под одеяло и еще раз осмотрела свое жилище. Что ж, неплохо. Стол есть, на нем лампа, стул этот я завтра же выкину. Кушетка еще послужит — ребрами чувствую, пружины крепкие. А вот картотеку надо бы спрятать с глаз долой, у меня же люди бывать станут, а тут эти ящики с бланками. Хорошо бы компьютер, а то все по старинке работаем. Эх, бедность наша…

Ворковала горлица на карнизе. Рассветный ветер тронул ветви шелковицы, черные ягоды просыпались на пол и подоконник. За воротами кричала молочница.

Я выглянула во двор. Возле столика для домино разминался Кешка. Он двигался очень быстро и совершенно бесшумно, присев пружинисто, проделывал короткие серии ударов по воздуху, лягался тощими ногами. Новомодные веяния и сюда докатились… Кешка играл в Черного Дракона.

Он поднял голову и увидел меня. Помахал рукой, изобразил совершенно уже головоломный финт и шепотом — было все-таки еще очень раннее утро завопил:

— Меня мать на рынок гонит, пойдем вместе?

Ну что ж, пойдем.

На рынке мы быстро укупили все по списку Кешкиной матери, съели по большущей горячей лепешке. Я тоже наполнила корзинку, не удержавшись от соблазна покупать вишни за рубль кило и мелкие желтые сливы по восемьдесят копеек.

Было воскресенье, и Кешке не терпелось избавиться от домашних повинностей — он уговорился с друзьями поехать на побережье. Пригласил и меня. Пришлось отказаться, как ни хотелось окунуться в соленую упругую волну. Я еще никогда не видела моря… Мелькнула в окне вагона какая-то серая лужа, но это ж не море…

Быстро же я отогрелась после Москвы: в полдень высунула нос на улицу и поняла, что не хочу я лезть в это пекло. Город притих. Полдень.

Полдень… Сильно, терпко пахнут цветы, над раскаленным асфальтом струится кипящий воздух, голуби толкаются у лужицы возле водоразборной колонки, посреди двора в тени старого тутовника валяется ошалевшая кошка, которая смотрит на голубей прямо-таки с отвращением.

Полдень… У бочки с теплым квасом спит продавщица, осы лениво ползают по лотку, поблескивая слюдяными крылышками. Проехала поливальная машина, россыпь капель задела ноги продавщицы, но она не проснулась, только дернула ногой, уронив босоножку. Прошла дама под белым зонтиком, четко стуча каблучками, ровно ставя изящную туфлю, презирая жару. Остановилась под каштаном, прикрываясь его корявым стволом, оглянулась смущенно и сняла свои красивые туфли, освобождая красные распаренные ступни. И дальше пошла босиком. Пламенный полдень.

Пойду в город вечером. А пока займусь полезным делом: посмотрю картотеку.

Я выставила на стол ящики, вынула из них стопки желтых библиотечных карточек. Над ними заклубилась невесомая золотистая пыль.

А пошло оно все… Не хочу я этого читать. Не хочу я знать, за кем тут присматривал «старший уполномоченный», что он карябал своим вечным пером на волокнистом картоне. Не видела я, что ли, такой «документации»? Хоть и пари держать, записана там всякая гадость — был, имел, привлекался, исключен, разведен…

То, что называется компромат.

Я сгребла карточки и сунула их в печку. Веселый огонь сожрал двадцатилетние труды старшего уполномоченного. Все, ребята! Ничего я про вас не знаю, будем знакомиться заново, постараемся забыть про красную рожу старшего уполномоченного. Иные времена! Мои времена!

Вечером я вышла на разведку. В седьмом часу город все еще был горяч, но тихо-тихо, еле ощутимо текла по ногам синяя прохлада, полная ледяных иголочек. Вот тебе и на — кто бы подумал, что в этом пекле вечером не обойтись без куртки или свитера. Да ну, авось после промозглой Москвы не замерзну и в красной маечке с портретом Б.Г. А уж Б.Г. меня и на северном полюсе согреет…

Идиотская, кстати, маечка. Ничего не попишешь — она у меня нечто вроде спецодежды. Это еще можно вытерпеть, а вот каково приходится некоторым моим коллегам!

Я вспомнила, как однажды на практике в Калуге сидела под тентом автовокзала и вдруг почувствовала спиной взгляд. Особенный такой взгляд. Оборачиваюсь — Алка с факультета музыки. Сидит в компании каких-то длинноволосых задохликов и этак значительно на меня смотрит — дескать, не узнавай, не подходи, я на задании. Специальность Алкина — «Йоко». Это в честь жены Леннона. Значит, вокруг нее сейчас сплошные глинки и чайковские. Поглядела я на них — и не понравились они мне. Но это еще что… Костюмчик на Алке был… я бы сразу застрелилась, если бы меня заставили надеть эту черную рокеровскую броню из негнущейся подделки под кожу… с заклепками… цепями… бр-р-р…