Полет на спине дракона - [143]

Показавшие незаурядную выучку ижеславцы заставили задуматься над тем, насколько монголы недооценили «нухуров здешних коназав». Гоняясь за зайцами, в который раз проворонили барса. Стало быть, не все тут слепые пешцы-кроты.

Нескольких дружинников всё же удалось не раздавить, как змею, заползшую в шатёр, а заарканить. После победы их дотошно допросили душевные стервятники. И Делай поговорил с пленёнными. Те в один голос пели, что растерялись, когда увидели, как на них угрюмой лавиной накатывает свежая конница. Оттуда налегает, где её и быть не должно... «Наша разведка перед боем подползала, каждую кочку разнюхала».

Послали разобраться. Да, так и есть, не было там никакой конницы.

Всё стало понятно, когда Делай проведал приговорённых — их после каждого боя наскребали десяток-другой — мало ли какие случаются провинности.

Среди ожидавших неотвратимого ножа он обнаружил некоего конюха Дармалу. Тот после стервятниковых пыток расчувствовался и признался во всех подменах одних людей другими. За эту верёвочку вытащили на расправу везучего Даритая и его «двойника» Чимбо. Под шумок, как «соучастник подлога», в эту же кучу угодил ни в чём не повинный лучник Суду.

На одну душу две смерти не повесишь, но Даритай, например, подлежал умерщвлению дважды.

Молодой стервятник отвечал на вопросы Делая, трещал гордой сорокой, раздувался бледной жабой. Ещё бы — откопал «такой мясистый заговор».

   — Эльджидай-нойон повелел гнать табун кобылиц на левое крыло, чтоб засадные тысячи пожирнее врагу почудились, а эти... — он небрежно махнул худощавой рукой в сторону связанных, — не послушались, развернули не туда. Стали мы разбираться, на конюха поднажали, он запричитал, что не виноват. Мол, лучники лошадей преступно отманили. Слово за слово, извлекли за ушки того героя, — кешиктен указал на связанного Даритая, — тот во всём сознался, а потом... Мы уж было конюха-то отпустили, отвалив ему палок для острастки. Но тут подручный мой, глаз-золото, за рукав меня потянул. Смотри, мол, уж больно конюх дрожит не в меру, трусится, как собака из воды, что-то тут не так. А ну, думаю, отрежу ему ухо — может, ещё чего припомнит. Тут уж и я смекнул, несуразность приметил: отчего вдруг кобылицы чужого лучника послушались, а не конюха. Стало быть, знал лошадей тот лучник? Откуда? Пригрозили, конюх наш резво в ноги рухнул и такое рассказал! Даже резать этого хомяка жалко... — на глазах кешиктена заиграла добрая ребячья улыбка, — всю жизнь свою непутёвую мечтал что-нибудь этакое разгадать, и вот... повезло...

Захлёбываясь слюной, стервятник поведал Делаю ещё много диковинного про то, как людей меняют перед ак-чулмысами.

Долго молотил себя Делай волосатыми кулаками по бестолковой голове — эх ты... мох засохлый. Есть люди, которые, чтобы воинами стать, под жертвенный мор добровольно лезут. Такие-то как раз ему и нужны. Есть сверхжелание — будет и толк, воевать научим всё равно. Нет плохих учеников, коль учиться хотят. А скольких уже пропустил, разиня? Под недовольное кудахтанье надсмотрщиков он, посмеиваясь, выслушал историю Даритая от него самого и остался доволен. Вот и замена погибшим и искалеченным, один уже есть.

   — Столько раз за пару дней из-под смерти выныривал — это ж покровительство богов. Ты нам удачу принесёшь. Но... змея ползёт к змее, кого ещё знаешь из таких?

   — Никого... один я был из конюхов такой.

   — Кого кожей чувствовал?

Стала верёвочка разматываться в другую сторону. Уяснив, куда их зовут, Даритай мигом вспомнил про Суду (вот возможность приятеля спасти), про то, как тот стрелял почти что рукою Бога. Сошлось — забрал Делай к себе и Суду.

Даритай откинул голову, задумался.

   — Вот разве что среди тех, кого в жертву духу Чингиса... Стоял со мной в том ряду один такой. Сача его зовут...

Искали недолго — забрали и Сача.

Однако не так всё гладко прошло с приговорёнными. Из пасти Ясы людей вырывать — что из голодного рта кости мозговые. Легче всего решилась судьба Суду — онто вообще под горячую руку угодил. С виной Даритая пришлось повозиться всерьёз. Тем, что кобылиц вовремя отозвал, обозы спас, искупил он вину — так они вместе придумали. Именем джихангира Суду и Даритая помиловали, но злополучному агтачи Дармале не повезло, как и Чимбо.

Желая спастись, заблудился он, но к Воротам Смерти, поблудив, всё-таки вышел.

Мрачно улыбнувшись, Делай подумал: «Чимбо выпал жребий жертвой пасть, как ни крутился, а не миновал жребия. Теперь, однако, его казнили как преступника, а не вознесли как жертву. Так что в небесные тумены Темуджина он, похоже, не попал».

Даритаю казалось, что это сон. Ещё никто и никогда с ним так не нянчился. Ему выдали джурдженьский меч с тусклой костяной рукояткой и зацепом на перекрестье (не роскошный, но удобный), новенький пластинчатый панцирь сартаульской работы и поджарого туркменского коня, который слушался лёгкого прижатия ног и скакал, как полоумная газель.

Учить Даритая управляться с лошадьми не надо — сам кого хочешь научит, но его умения годились для любой другой сотни, только не Делаевой. Здешние джигиты то под брюхом лошадиным зависнут, то скачут задом наперёд и при этом ещё и стреляют.