Полет на спине дракона - [10]
— Усыпальницей ты называешь яму? — усмехнулся Бату. — Похвально, но откуда тогда эти тела по обочинам?
— Беспутные джэтэ[31] нападают на караваны, чтобы отбить единоверцев. Завидев опасность, ваши воины вынуждены убивать пленных... Кроме того... из-за этих стычек всегда много раненых из охраны и погонщиков. Тогда...
— Ага, уже понятнее, — догадался Бату. «Выкрутился, скользкий. Виноваты не монголы — виноваты джэтэ, учится понемногу». — Тогда из телег выкидывают ослабевших оружейников и шорников — умирать под жестоким глазом Мизира[32], а на их место кладут раненых монголов.
— Ты догадлив, царевич. Не губи меня за эту правду. Но, о драгоценнейший алмаз на шапке кагана, кто такой Мизир?
— Бог, карающий за предательство и награждающий тех, кто воюет за справедливость. Солнце — раскрытый глаз Мизира. — Тайджи одарил собеседника своей обычной вялой насмешкой, прищурился. — Ваш Аллах не любит справедливого Мизира, поэтому ложь пустила глубокие корни в здешних пустынях. — Бату перевёл дух и добавил строже, вещая как перед нухурами[33]: — Сияющий глаз Мизира почему-то особенно пристально взирает на земли сартаулов. Не греет вас, а сжигает до песка и камней. Не лгите на каждом шагу друг ДРУГУ, и пустыня уйдёт в другие, менее достойные края. — Он и сам залюбовался своим назиданием. — А вот нас, монголов, справедливый Мизир не жарит на огне, а ласково и заботливо греет. О чём это говорит? Не знаешь, Ибрагим?
Тот не ответил, он еле держался в седле, сказывалось напряжение этого опасного разговора... Поэтому про женщин со вспоротыми животами Бату спрашивать не стал — пожалел старика.
— Ладно уж, я чту Мизира и не обманываю доверившихся. Поэтому никому не скажу про наших добрых погонщиков,— закончил Бату пытку дознания. — Разворачивайся — и поехали к остальным.
В Бухаре им поставили юрты прямо в одной из тех диковинных рощ, которые сартаулы сажают сами — никто из монголов не хотел даже на ночь хоронить себя в глиняных домах. Мизир обделил бухарцев настоящими лесами, такими как в предгорьях Онона — вот и мучаются.
Абрикосовые деревья в панике раскачивали ветвями, с которых спутники Бату мигом сдёрнули без остатка пушистые плоды. Мясо для гостей приготовили необычным способом... но получилось, пожалуй, вкуснее, чем так, как Бату привык. Местный баурчи[34] назвал это блюдо кебабом.
Бату уплетал за обе щёки, не очень-то заботясь о солидности — сколько лет он мечтал о том времени, когда будет так легко и ненасытно набивать измученный упражнениями живот. Но всё же юноша ухитрился заметить: здешние плавные люди боялись их как-то странно — с оттенком искреннего презрения, которое не очень пытались скрыть.
Это его смутно беспокоило, потому что было необъяснимым. Ведь они, монголы, — победители... Эти толпы слизняков трепещут, когда, вздыбив белую пыль, по узким улочкам проносятся монгольские отряды. Может быть — не боятся? Да нет — боятся. Он как-то подтащил одного такого к себе за ухо... чего только с ним не вытворял: топтал его халат, совал пальцы в рот, разве что на него не мочился... Тот извивался как наложница, но терпел... В застывших глазах был страх (это понятно), вязко перемешанный... Вдруг, вздрогнув, понял Бату — перемешанный с такой же брезгливостью, какую испытывал к своей жертве царевич.
И юноша растерялся... Ведь за подобострастным «вилянием хвоста» скрывалось не объяснимое разумом... превосходство. «В чём? Как? Кто я и кто они? Побеждённые. И умереть достойно не могут. Даже друг друга грызут как псы на травле под нашей плетью, когда их посылают в хашаре на взятие своих же городов».
Бату не был злым человеком и от мучений наслаждения не чувствовал. (Вот Гуюк... у того просто как мутным жиром глаза затягивались, так любил это дело.) Он же просто хотел понять. Решил для себя: если вызову, наконец, гнев этого сартаульского отродья, если разбужу в нём достоинство, заставлю сверкнуть его глаза — отпущу и оделю наградой. Наверняка это существо в полосатом халате может изобразить и гнев (если ему это приказать), но по сути это будет та же замысловатая брезгливая покорность, не более того.
А Бату хотел искренности и понимания. Однако он вдруг осознал, что бессилен. Ему не достучаться до этих диковинных существ. Их можно гонять в хашар, можно крутить их слабые, не привыкшие к саблям руки, прячущиеся в халатах, даже убить совсем нетрудно, как слизняка... разве что неприятно. Но что-то было ещё. Что-то ЕЩЁ. Они не признавали его и всех его людей за равных. Выше себя мнили. Почему? «Мы их мордой в блевотину — а они нас всё равно не уважают», — удивлялся он.
Это противоречило главному из того, чему их учили. Это противоречило сказаниям о ВСЕСИЛЬНОЙ ВЛАСТИ СТРАХА.
«Тьфу, Пресвятой Аллах», — перемешав известные ему верования, опешил Бату, на которого вдруг камнепадом обрушился непонятный страх — как перед злыми колдунами... Ему показалось что этот кусок дрожащего мяса видит его насквозь. «Мы у них на виду... а они непонятны... К тому же их много... Ударят вдруг — не поймём и откуда».
Отпустив покрасневший нос жертвы, он устало промямлил:
Наш опыт общения с лайками и любителями собак показал, что нужна книга, где были бы популярно изложены азы лайковедения — сами такую искали. Люди так много знают обо всех собаках, но о породах лаек даже эксперты имеют, оказывается, самое поверхностное представление. Мы — не исключение, немало нового узнали, пока сочиняли этот рассказ. И хотим поделиться им в надежде, что прочтение послужит интересам наших северных собак — они в этом нуждаются.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Роман известного американского писателя и поэта Джона Уильямса посвящен жизни одного из величайших политических деятелей истории — римского императора Августа. Будучи тонким стилистом, автор воссоздает широкую панораму бурной римской жизни, гражданских войн, заговоров, интриг и строительства грандиозной империи в виде собрания писем различных исторических лиц — самого Августа, его родных, друзей и врагов, — а также из «неизвестных» страниц летописей той эпохи.
Исторические романы, составившие данную книгу, рассказывают о драматических событиях жизни Ромула, основателя и первого царя «Вечного города», и его брата Рема, «детей бога Марса, вскормленных волчицей».Действие происходит в VIII в. до н.э., в полулегендарные времена, предания о которых донесли до нас сочинения Тита Ливия, Плутарха и других античных авторов.
Роман известной английской писательницы Ж. Хейер посвящён нормандскому герцогу Вильгельму (ок. 1027-1087) и истории завоевания им английской короны.
Книга Т. Б. Костейна посвящена эпохе наивысшего могущества гуннского союза, достигнутого в правление Аттилы, вождя гуннов в 434–453 гг. Кровожадный и величественный Атилла, прекрасная принцесса Гонория, дальновидный и смелый диктатор Рима Аэций — судьба и жизнь этих исторических личностей и одновременно героев книги с первых же страниц захватывает читателя.