Полет курицы - [8]

Два – непочатый пузырь Dewars на столе.

Три – сухой, как задница младенца после замены памперсов, фирменный стакан.

И четыре – телевизор с выключенным звуком.

Вообще, оставлять телевизор работать так – признак одиночества. На это мотивирует желание заполнить пустоту в доме, сделать так, чтобы казалось, что рядом есть кто-то, кто ненавязчиво поддерживает твой жалкий досуг. Метафизическая сущность, приносящая душевный покой. Но стоит включить звук – и эта сущность материализуется и начнет доставлять неудобства. Я ненавижу развлекательный эфир за тонны рекламы, на которые я плевать хотел и которых мне хватает на работе. Я – не целевая аудитория, а скорее отброс эфирного общества. Общества фальшивых циников, которые, как им кажется, плевали на рекламу и которые выключают звук на время рекламных блоков, но по факту – получают ровно ту информацию, которую хочет донести рекламодатель. Расчеты качества, позиционирования и времени рекламных блоков далеко не профаны делают, так что любой далекий от профессионализма в области рекламы обыватель – хочет он того или нет, – является кусочком контактной аудитории.

Но хуже всего – когда в квартире двое, а телевизор с выключенным звуком все равно необходим. Возможно, боязнь этого – одна из причин, по которой я до сих пор не задумываюсь о женитьбе и меняю подруг раз в год, если не чаще. Не хочется попасть в эту струю. Жалеть о содеянном. Постоянно сомневаться.

Я сижу, развалившись, на огромном угловом диване, стоящем посреди комнаты, и втыкаю в телевизор. Иногда мне кажется, что пространства вокруг этого дивана в комнате слишком много – настоящее футбольное поле по сравнению с тем, где я жил еще лет пять назад. И это только одна комната, а еще в квартире их две, по суммарной площади равные этой одной. Встроенные книжные полки, кожаная мебель, приличная аудиосистема, система безопасности – как данное. Самый       высокий этаж я взял, при этом, не из соображений экономии, а для ощущения отрешенности от всех нижних двадцати четырех слоев, полных человекоединиц с мусором в голове и личными проблемами. Вообще, главный плюс таких квартир в том, что их масштаб и правильно подобранная мебель быстро пудрят мозги цыпочкам, опасливо соглашающимся зайти в гости после свидания. Они залипают на обстановку, на тачку, на мужскую немногословность, предполагают – вот он, настоящий мужчина, который меня и моих детенышей обогреет и обеспечит! – а потом страдают от измен, грубости, побоев – просто потому, что смотрели не на человека, а на обстановку, на тачку, на мужскую немногословность. К их несчастью и к вящей радости таких, как я – так было, есть и будет всегда. Алине в этом плане здорово повезло, потому что она наткнулась на того, кто при всех трех параметрах завлечения еще и не является говном. Но я бы не сказал, что она это шибко ценит. Женщины вообще слишком быстро привыкают к хорошему. И быстро сходят с ума от безделья и излишней обеспеченности этим хорошим, кстати.

Кто-то звонит на мобильник. Кажется, это мать. Я лениво беру трубку и говорю немного утомленно, чтобы подчеркнуть усталость от тяжелого рабочего дня. Мать интересуется моими делами. У меня всегда все отлично. Я интересуюсь, как у нее с ее новым мужем. Говорит, прелестно. Сообщает, что на днях – какой-то праздник, – я так понимаю, день рождения, – моей тети, видимо, несказанно важный юбилей, и я должен присутствовать. Я говорю, что согласую это с графиком рабочих мероприятий. Она угрожает расправой. Я дружелюбно смеюсь и говорю, что буду, но точно скажу попозже.

По телевизору показывают новости. С помощью бегущей строки понимаю, что какие-то недоумки решили устроить митинг в Ярославле. Что-то там их не устраивает в действующей власти. Странно – выборы даже не рядом, еще не время для этих клоунов. Митинг, разумеется, был несанкционированным, в результате чего был благополучно разогнан омоновцами. Словом, очередной цирк от игрушечной оппозиции. Но вскоре интернет запестреет новостями о том, как жестоко власть поступила с кучкой дегенератов, решивших, что надо хоть раз выйти на поле боя, чтобы потом предъявлять где-нибудь в обсуждении на «вконтакте» претензии собеседникам, которые «только в интернете храбрые, а попробуй, выйди хоть раз на митинг, как я».

Такие же кретины в начале девяностых ломали Советский Союз. Становились инструментом ельцинской машины. Силовики, сменившие патриотизм на конъюнктуру; слабоумные старики; шизоидная молодежь, которой подавай «Перемен, мы ждем перемен». И что в результате? Полное дерьмо, хаос, анархия, о которых люди, попавшие в самую круговерть, и вспоминать толком не хотят. Те, кому стало скучно в нулевых – дебилы, которых устраивает пацанская жизнь по принципу «Live fast – die young», – говорят, что тогда было круто. А те, у кого из-под носа воровали последние сосиски по карточке в магазине, и кому нечем было кормить двоих-троих детей, проклинают весь этот бардак. С высоты нынешнего потребительского рая можно сколько угодно рассуждать о романтике лихих девяностых, но стоит у нынешнего хомячка отобрать его любимый айфончик с горой селфи с отпуска в Турции, выбросить его широкоформатный телевизор и не дать пожрать пару-тройку дней, как в его голове быстро разорвется бомба когнитивного диссонанса.