Полёт фантазии, фантазии в полёте - [51]

Тане очень понравилась эта большая и, как ей показалось, дружная семья, все старшие сестры Дэвида были с детьми и мужьями, у тети Эмили были еще младшие брат и сестра, которые тоже пришли со своими отпрысками. В общей сложности на празднике она насчитала человек двенадцать детей разных возрастов: от малюсенькой Эммы в коляске до десятилетних близнецов-сорванцов Джона и Эрика, и, конечно, так и не смогла запомнить, кто чей ребенок. Как единственный и притом поздний ребенок в семье, рано оставшийся без родителей (мама умерла, когда ей было всего четырнадцать, любимый папочка ушел три года назад), Таня остро ощущала нехватку родни, своего надежного «ближнего круга». В отличие от Дэвида, которому повезло родиться и вырасти в таком многочисленном сплоченном семействе, которое он в шутку называл «братство Маугли», она практически никому не могла сказать «мы с тобой одной крови», поэтому с завистью представляла, какая же веселая будет у этого английского пирата свадьба. Конечно, ее свадьба, которую Влад за немалые деньги организовывал на Сардинии, тоже будет замечательной, но совсем другой.

Она не стала делиться мыслями о предстоящих свадьбах с Дэвидом, который вызвался проводить ее обратно до дома Джуди, а только отметила то, что так поразило ее во внешности его сестер: у Лизы, Аманды и Аннабель были одинаковые роскошные каштановые волосы с золотистыми прядями. Она почти весь вечер рассматривала прически сестер, пытаясь понять, как им удалось сделать такое качественное мелирование.

— У твоих сестер изумительные волосы, я такого профессионального мелирования никогда не видела, где они нашли такого волшебного парикмахера? Случайно, не в Торки, я бы тоже к нему обратилась.

— Это не работа парикмахера, — рассмеялся Дэвид, — это природа.

— Что ты имеешь в виду, говоря nature? Ты хочешь сказать, что такой необычный цвет волос им дан от природы?

— Именно так, такой редкий цвет волос: светло-каштановые с золотистыми прядями — это наследственный признак всех женщин рода Баркли.

— Да, редкое везение.

— Если у меня когда-нибудь будет дочь, а я очень на это надеюсь, то у нее тоже обязательно будут такие же волосы.

                                              * * *

На самом деле главной причиной того, что Таня согласилась ехать обратно в Лондон с Дэвидом, была возможность осуществить ее давнюю мечту — остановиться на вершине того самого холма недалеко от Торки, откуда открывался живописный вид на побережье и на зелень убегающих вдаль холмов, и где никогда не останавливался автобус. Она попросит Дэвида остановить машину и наконец-то сможет спокойно сделать фотографии этого «места силы», of this sceptered isle, this earth of majesty, this England.

К ее разочарованию, Дэвид сказал, что останавливаться в этом месте запрещено и, несмотря на Танины уговоры, он не собирается нарушать правила и попадать в поле зрения полицейских камер.

— В России, если нельзя, но очень хочется, то можно, — обиженно сказала Таня. — Мне нужно всего-то пять минут, ну пожалуйста, если что, я готова оплатить штраф.

Дэвид засмеялся и все-таки остановил машину, включив аварийные огни.

Долгожданная фотосессия удалась на славу, и она перешла к реализации второй части своей мечты: встав на самый край обрывающейся вниз обочины, она раскинула руки, обнимая небо, море и весь этот благодатный остров, и прочитала свой любимый поэтический гимн Англии так, словно ее мог слышать сам Шекспир или по крайней мере король Ричард.

This royal throne of kings, this sceptered isle

This earth of majesty, this seat of Mars,

This other Eden, demi-paradise,

This fortress built by Nature for herself

Against infection and the land of war,

This happy breed of men, this little world,

This precious stone set in the silver sea,

Which serves it in the office of a wall,

Or as a moat defensive to a house,

Against the envy of less happier lands.

This blessed plot, this earth, this realm, this England.

Вернувшись в машину, Таня от избытка чувств поцеловала изумленного Дэвида в щеку.

— Спасибо-спасибо-спасибо, ты не представляешь, как я тебе благодарна. Теперь я твоя должница.

— Я это запомню, — ответил Дэвид, — хотя, что касается стихов, то той Англии, о которой писал Шекспир, уже давно нет.

— Неужели? У вас, англичан, может быть, и нет, а у нас — есть, — парировала Таня.

— Интересно, у кого это у вас?

— У многомиллионной армии россиян, которые учат английский в школах, институтах, университетах, колледжах, даже в детских садах. Потому что английский для нас — это не просто слова и правила их сочетания, это все лучшее, что создано на этом языке: литература, культура, история, это Шекспир, Робин Гуд, Байрон, в университете этот предмет называется «мир изучаемого языка».

— Все очень быстро меняется, и Англия — не исключение. Мой дядя Эдвард, который родился и вырос в Лондоне, с начала 90-х переехал в Торки, сказав, что он больше не узнает свой город. Иммигранты, этнические анклавы, рост преступности, снижение уровня безопасности — неизбежная плата за глобализацию и европейскую свободу передвижения. Так что «мир английского языка» со времен Шекспира здорово изменился, и к сожалению, не к лучшему.