Полдетства. Как сейчас помню… - [21]
Но самое поразительное, что толстый ушастый еврозаяц не сбросил шерсть от страха, не испытал приступ медвежьей болезни и даже не ускорился! Уверен, наш русский заяц при встрече с такой неприятностью вел бы себя более активно, громко и непредсказуемо деструктивно. Возможно, ястреб бы даже пострадал сильно, попадись ему заяц из-под Тамбова или с Брянщины. Но не таков, не таков был немецкий заяц. Сделав несколько ленивых и неразумных прыжков четко по прямой, он остановился – и прыгнул вбок под углом девяносто градусов. Вот все у них, у немцев, так четко! Даже животные аккуратно себя ведут. Прыгнул – и исчез в лесу. И все. А птичка в лес не полетела: с таким размахом крыльев не очень-то полетаешь среди веток, пусть и редких. Помахала крыльями медленно (совсем не так, как снижалась), набрала высоту да и исчезла вскоре. Вот это был случай!
Однако я заявил оленью тему в названии. Был один олень…
В нашем негустом лесу какой-то романтически настроенный военный начальник распорядился устроить маленький загон для животных – для разных, кого удалось поймать и посадить туда (и чтобы они в том загоне друг друга не съели). И вот за сеткой-рабицей, натянутой между столбами, вкопанными в землю все теми же безымянными солдатами, вдруг появились козлы, козы, козлята и… олененок. Разные ходили слухи о том, как туда попал лесной житель. Говорили, что подстрелили его мать на охоте, а ребеныша пожалели, привезли с собой в наш мини-зоопарк. Мне нравилось, как пахли козы – тепло, по-домашнему. Олененок не подходил к нам, с руки ничего не брал, не то что его одомашненные соседи – те жрали только дай.
Олененок был удивительно прекрасен! Пятнышки на боках просто завораживали меня – это же надо, настоящее лесное животное! В окружении обычных козлов контраст был особенно заметен.
Мы часто ходили в тот наш волшебный лес, бродя от поляны к поляне. На некоторых стояли целые комплексы для отдыха с тяжеленной мебелью в стиле викингов: массивные троны из цельного ствола дерева, столы, как заградительные редуты, и огромные мангалы, хоть быка жарь. Так и представлялось, что викинги вот только что ушли отсюда и все оставили нам. А после игр в богатырей, королей и волшебников, которые разворачивались среди этих обеденных (точнее, пикниковых) зон (где, как ни крути, не жарили быков, а готовили в основном закуски – сами понимаете к чему), мы всегда возвращались к нашим козликам. И конечно же – к олененку.
Но однажды мы его в загоне не нашли. Исчез. Козлы все так же блеяли и просили хлеба, просовывая слюнявые губы через сетку. А олененка, нашего дивного красавца, спасенного людьми после убийства ими же его матери, нашего милого Бэмби, не стало. Нам, детям, сказали в утешение, что вырвался малыш, перепрыгнул через забор и убежал в лес. К родителям. Не знал тот человек всей истории, видимо, или берег нас, ребятишек. Потому что слышали мы и злые, вполголоса, разговоры о «перепившихся сволочах», которые «по пьяни» зарубили олененка да и зажарили на том самом вертеле викингов.
К сожалению, я больше верю во вторую историю. И почему-то стыдно за тех людей, хотя сам я тогда был ребенком и вроде бы ни при чем. За всех людей стыдно.
Русский разведчик
Странное вышло дело. И гордиться тут нечем, и обвинить кого-то не могу, но что-то свербит вот уже сколько лет. А произошло, собственно, вот что…
Недалеко от нашей русской зоны был лесок. Был он не очень большим (откуда в Германии большие леса?), со всех сторон его ровными границами обступили объекты цивилизации: засеянные поля, асфальтовые дороги, автобусные остановки, задняя стена магазина или склада, немецкое поселение с домиками за низенькими заборами. Все четко: раскроено, учтено, распахано, убрано. Хаос во всю эту европеистость вносило озеро, которое само по себе ни в чем виновато не было. Когда-то было оно обычным озером, чистым, спокойным, с рыбой и прочей живностью, но поселившиеся неподалеку славянские солдаты назвали его Русским и стали мыть в нем свои солдатские тела, с голыми задницами (чтобы портков не мочить), с матом и ором, а вскоре принялись на регулярной основе чистить на берегу различную технику: от танков после учений до ЗИЛов и газиков. Вскоре озеро приобрело привычный для советского (да и российского тоже) человека вид: мутная вода, развороченный берег, битое стекло, окурки и прочее. И превратился водоем в истинно Русское озеро, как сказали бы в сказке.
Но озеро все же не станет главным героем или местом действия моего рассказа. Основное действие развернулось, как ни странно, в тихом лесу поодаль.
Там мы играли во все военные игры, какие только можно было изобрести. Лес был по-настоящему необитаем (людьми), потому что русских там не могло быть – советские граждане без пропуска отлучаться из городка не имели права под угрозой высылки. А значит, шансов встретить тут родителей с претензиями и запросами не было. Немцы туда тоже не заходили, потому что рядом жили «эти русские», а это бог знает к чему могло привести. У обоих братских народов социалистического лагеря очень уж была сильна генетическая память о событиях 1941–1945 годов. Буквально после ста граммов водки наши люди, например, резко переставали делить немцев на гэдээровских и фээргешных: всех сразу записывали в фашисты и начинали что-то себе припоминать, прищурившись и все больше стискивая зубы. Поэтому немцы лесок обходили по широкой дуге.
