Полдень, XXI век, 2012 № 07 - [53]

Зря-зря… Всё впустую. И Лидку спас я тоже впустую. Она глупая. Наверное, когда-то была ещё и самоуверенной. Теперь просто запуганная. Красивая и запуганная. А я, герой, шёл с ней и шкурой чувствовал, что делаю ошибку. И не остановился…

Тот дом, из которого я её вытащил, вообще был странным, есть такая порода – медленные, они не пробуждаются, а истаивают, как холодец на солнце, оставляя после себя вонючие хищные лужи. Путешественнику такие дома обходить надо десятой дорогой, шагнуть с них, конечно, можно, но затраты такие, что потом пластом проваляешься не меньше недели.

Неделя… да в наших местах, дай Бог день где пересидеть, а уж неделю… А-а-а, всё равно не поймёте.

Поймёте – не поймёте, но Лидка в таком доме прожила дней шесть, и когда я её нашёл, не было на ней ни язв, ни печатей! Зато слёз оказалось на троих. И это несмотря на то, что последние сутки она провела без воды (лужа на крыше впиталась в битум – верный признак ненормальности).

Ненормальность… Очень мягко, обтекаемо даже. Что там творилось, лучше не вспоминать… В общем, шагнуть я с ней смог. И выйти к Приюту, где в то время обретались только Анюта с Вентилем. Вентилятор тогда страдал – труба едва не вырвала ему кость из руки, потом всё, конечно, заросло, но первые две недели его правая напоминала ежа: из-за игл, которыми Ким снимала боль. Получалось плохо. Мануалку Анька в принципе знала, но вот в реальности частенько промахивалась. Вентиль шипел, стонал, но в ответ на все вопросы только матерился и приказывал продолжать процедуры.

Лидке они не удивились. Тогда мы уже умели не удивляться.

Удивительно другое – я стал героем.

В глазах одного человека, понятное дело, но всё равно – хуже не придумаешь.

Здесь стоит пояснить: героем может считать тебя только один человек – ты сам, остальным лучше не видеть в тебе спасителя и супермена. Так спокойнее, так от тебя никто ничего не ждёт. Жизнь идёт тихо-мирно, относительно, конечно. А вот когда начинают от тебя чего-то ждать – вот тут, извините, амба. Начинается суета и неразбериха, а при нашей-то жизни это синонимы слова «каюк».

…Каюк… очень даже может быть, но наступает он не сразу, нужно для начала сделать хоть пару ошибок.

Ошибаться я начал… И, наверное так и не могу остановиться до сих пор…

Первая ошибка – я подпустил Лидку. Ошибкой было позволить ей приблизиться, ещё большей ошибкой было прогнать её…

Иногда нужно просто отпустить ситуацию, только нужно быть готовым к тому, что последствия придётся грести лопатой.

Какая в наше время любовь?

Наверное, мы жили в разных мирах и разных временах… Вот она меня любила, а я её… У меня в душе сплошная сухая заморозка.

Ходить я не перестал. Она провожала, ждала. А мне казалось, что я её разочаровывал, возвращаясь живым…

Глупо? Ещё бы…

Любовь в её глазах…

Вы когда-нибудь видели, как дерево нападает на человека? В наше время такого уже не увидишь… Вот раньше ещё встречались ребята, считавшие дерево источником дров. А всё просто до смеха – не трогай, и оно мимо пройдёт. Но это мало кто понимал, всё больше топорами махали. Я вот как сейчас помню картинку – на ветках старой яблони растянут окровавленный мужик, у корней дерева лежит заглохшая уже бензопила, а по телу человека с наждачным скрипом совершенно самостоятельно ползают листья, за каждым остаётся алая полоска счёсанной кожи…

Какая тут любовь? Вот загадка.

Слышу её шёпот:

– Не уходи… Останься, Злой…

Я оборачиваюсь. Серый предрассветный полумрак очерчивает её фигуру, гладкую, подтянутую, за год не растерявшую гибкости и лоска. Лицо видится размытым, но я точно знаю, что сейчас она дёргает слегка уголком чётко очерченных полноватых губ и морщит нос, и в глазах слёзы… Опять эти глаза… серые, понимающие…

У Насти были карие…

Гадко на душе.

Душа… Души наши искорёжены, шрамированы настолько, что сейчас и не разглядеть, что было дальше – сплошной загрубевший панцирь. Так проще, так легче выживать, прёшь себе напролом и не задумываешься о последствиях. Вот мой панцирь лопнул, поплыл. Слишком много тепла в жизни стало. От тепла даже сухая заморозка тает.

Так нельзя…

Нельзя оттаивать, нельзя останавливаться. Тот, кто ходит, останавливаться не имеет права.

…И я пошёл дальше.

«Не уходи, Злой», – сказала она. А я промолчал, потом встал и ушел…

Никого не спасать, никого не любить, никогда не останавливаться.

Только почему кажется, что постоянно убегаю от кого-то?

.. Убегаю от себя…

Толчок… Последняя волна. Пора…

Так, надеть шлем, застегнуть полумаску. Если шагнуть с незащищённым лицом, выгорят и кожа и сетчатка. Ремни тоже вроде в порядке. Костюм прилегает к телу без единой складки (говорят, раньше костюмы в обтяжку носили только подводные пловцы, а теперь, вот, и на воздухе ходим) – если одежда плотно прилегает к телу, практически исключён риск пробуждения.

Снова судорога, и почти сразу же ощущение, что земля уходит из-под ног, – обычное явление в такой ситуации. Иллюзия.

По лопнувшему битуму разбегаются трещины, и в глубине их почти сразу же зажигается рыжий огонь.

Огонь. Значит, у меня всего пять секунд.

Шаг, толчок и через мгновение – рёв. Дикий, низкий.

Это ни на что не похоже, ни на один голос из прошлого.