Полдень, XXI век, 2011 № 10 - [31]

– И после этого вы считаете девушку своей невестой?

– Да. Считаю.

– Чем вы занимались с ней в этих ваших запасниках?

– Ничем. Я там работал. Помощником заведующего депозитарием. Мы встретились и поняли, что любим друг друга.

– Ничего более идиотского я в жизни не слыхал, – сказал Бенсон ошеломлённо. – Значит, за полчаса вы умудрились понять, что любите друг друга? Замечательно. Уведите его! – крикнул лейтенант в закрытую дверь.

* * *

Сидя под арестом в подвале покинутого жителями белёного двухэтажного дома с черепичной крышей, Пётр в который раз вспоминал, как оно было.

Как после долгих и бесплодных мытарств его, шестнадцатилетнего, наконец, познакомили с дедом Кондратием, склеротичным глухим стариком, бывшим штатным реставратором Эрмитажа.

Деду пришлось битых два часа растолковывать, зачем Пётр пришёл. Ещё столько же старик, путая имена и даты, вспоминал нечто затаившееся в подпольях памяти.

– Письмо, – выдал, наконец, дед Кондратий. – Он оставил письмо.

– Кто оставил? – не понял Пётр. – Какое письмо? Кому?

– Поручик, – извлёк из себя старик. – Письмо оставил поручик. Я сохранил. В комоде, в верхнем ящике. Возьми.

«Сударь или сударыня, – разобрал Пётр слова на прохудившемся от времени бумажном листке. – Если вам грезилось по ночам писанное неизвестным мастером и не имеющее названия полотно с изображённой на нём лестницей, то моё послание адресовано вам. В вашей воле поверить мне или же письмо уничтожить…»

Далее мелким убористым почерком некто, подписавшийся Александром Вербицким, излагал такие вещи, от которых у Петра поначалу голова пошла кругом. А потом перестала. Он перечитал письмо множество раз, пока не запомнил наизусть. И пока не поверил

Едва окончив школу, Пётр устроился работать в запасники Эрмитажа. Мальчиком на побегушках. Друзья смеялись и удивлённо пожимали плечами. Неглупый парень, спортивный. Крепкий, уверенный в себе, девчонки заглядываются. Работает музейной крысой на должности для старух и живёт анахоретом.

Пётр не обращал внимания. Он ждал. Ждал, как велел Александр Вербицкий, душу которого он унаследовал, теперь Пётр верил в это. Он ждал свою вторую половину. Долгие пять лет.

* * *

К вечеру сержант Берковиц выдохся. Более идиотского приказа он не получал за всю войну. Найти в городишке на двадцать тысяч жителей девицу по имени Габриэла. По описанию внешности пятилетней давности, составленному явным психом. Среднего роста, каштановые волосы, синие глаза и веснушки на носу.

Берковиц со злостью осмотрел очередную постройку: двухэтажный дом с прохудившейся черепичной крышей, в котором проживала одиннадцатая по счёту Габриэла. Бранясь про себя, он поднялся на крыльцо и заколотил кулаком в дверь.

Открыла девушка лет двадцати пяти.

– Фройляйн Вайс?

– Да. Слушаю вас, – одиннадцатая по счёту Габриэла внимательно смотрела на сержанта. Ярко-синими глазами.

Девушка была среднего роста и заправляла за ухо непослушную каштановую прядь. На маленьком вздёрнутом носике рассыпались веснушки.

«От такой невесты я бы и сам не отказался», – подумал Берковиц, глядя на фройляйн.

– Я должен задать вам несколько вопросов.

– Входите, – девушка посторонилась, пропуская в дом. Указала на кресло. – Присаживайтесь.

– Вас зовут Габриэла? – начал Берховиц.

– Да, – серьёзно кивнула та.

– Вы бывали когда-нибудь в Ленинграде?

– Да, весной сорок первого.

– А точнее?

– В мае, за месяц до начала войны, – опустив глаза, вздохнула одиннадцатая Габриэла.

– Хорошо… Фройляйн Вайс, знаком ли вам некий Горюнофф?

– Как? – переспросила девушка, прищурившись.

– Го-рю-нофф, – произнёс отчётливо сержант.

Подумав с минуту, она покачала головой.

– Нет, не знаком.

– Вы уверены? Петер Горюнофф, – устало уточнил Берховиц.

– Как вы сказали? – Габриэла прижала к щекам ладони. – Петер?!

– Именно так. Петер Горюнофф, бывший работник музея, – повторил сержант и увидел, что хорошенькая фройляйн заваливается куда-то вбок.

«Рехнуться можно, – думал Берковиц, хлопоча вокруг потерявшей сознание Габриэлы. – Русский псих, похоже, не соврал. Он вообще, похоже, никакой не псих…»

– Фройляйн, – сержант усадил пришедшую в себя девушку в кресло, поднёс воды. – Кем вам приходится Петер Горюнофф?

– Это… Это мой жених. Он… – в синих глазах набухли слёзы. – Он жив?

Берковиц вздохнул. Затем улыбнулся.

– Жив и здоров. Ещё и ждёт вас.

3. 1997-й

Солнце пекло немилосердно, зной забирался под тенниску, выбивал пот, томил. До селения от Бангалора добирались двое суток, и Ленни к концу пути уже проклинал и разбитые чавкающие грязью дороги, и барражирующих настырных мух, и невозмутимо пасущихся священных коров.

– Долго ещё? – сердито спросил он провожатого.

– Совсем недолго, сагиб.

Ленни сплюнул в сердцах. За лишние пять-десять долларов малый, наверное, станет называть его магараджей.

В селение прибыли к вечеру, когда зной немного спал. Учитель Шивкумар Марас жил в белёном приземистом строении, ничуть не отличающемся от соседних – такого же нищенского вида – хибар. Он ждал визитёра на пороге, Ленни, ожидавший увидеть ветхого старца, едва не присвистнул от удивления. Учителю было на вид лет сорок, столько же, сколько ему самому.