Полдень, XXI век, 2011 № 10 - [30]

В полутёмном кабинетике стоял огромный стол и зачем-то глобус в углу. Втолкнув Зину внутрь, комиссар прошёл к столу, бросив ей: «Раздевайся».

Зина сняла шубку и растерянно держала в руках.

– Дальше раздевайся.

– 3-зачем?

– 3-затем, – передразнил её комиссар. Стоя у стола, он глядел на Зину с ухмылкой, заложив большие пальцы за ремень. – Давай-давай.

– Нет.

С комиссара мигом слетела вальяжность. В два шага он подскочил к Зине и схватил за подбородок, больно вдавливая мизинец в шею.

– Раздеваться, сказано. Кобенишься тут, сучка… – с этими словами комиссар тряхнул несколько раз её голову, потом отбросил Зину от себя.

Отлетев, она ударилась о стену затылком и, глядя в белые от ярости глаза, поняла, что до Бельгии не доедет. Комиссар оказался рядом и навис всей тушей над Зиной. Во рту у неё появился солоноватый вкус крови, а перед глазами снова встала картина. Снова Зина видела её, как наяву, в мельчайших деталях. Удар в висок она почувствовала, но ахнула не от боли, а от удивления: у пары, стоящей наверху, были их лица. Её и Алекса.

Когда из-за двери раздался выстрел, пассажиры вздрогнули. Некоторые перекрестились. А один забормотал тихо: «Боже Духов и всякия плоти! Ты твориши…»

* * *

Разъезд напоролся на красных в десяти километрах от станицы Глубокой. Из-за чудом уцелевшего плетня, окружавшего покинутый горелый хутор, по разъезду дали залп. Зажимая руками простреленную грудь, свалился с коня хорунжий Пилипенко, сполз с седла и рухнул на землю подпоручик Зеленин.

– Назад! – вытянув жеребца плетью, крикнул Алекс. – Наза-а-а-ад!

Конь встал на дыбы, грудью принял пулю, осел на круп на подломившихся задних ногах. Алекс успел соскочить, рванул из кобуры маузер, зажав в кулаке рукоятку, распластался на земле. Обернулся – остатки разъезда на рысях уходили по полю прочь.

– Вот он, гад! – каркнул надтреснутый голос от плетня.

Алекс, не целясь, выстрелил на звук раз, другой, ощерившись, стал отползать. Пуля догнала его, пробила запястье, вышибла из ладони маузер, вторая ужалила в бедро, третья вошла под рёбра. Горизонт накренился, расплылся маревом, перед глазами вспух и заклубился багровый туман. Он подхватил Алекса, затянул в себя, закрутил, вышиб из-под него опору.

Балансируя на краю затвердевшего вдруг тумана, Алекс увидел под собой лестницу. Она, петляя, уходила из-под ног вниз, в никуда.

– Попался, сука! – кричал кто-то надтреснутым голосом от подножия.

Это он мне кричит, понял Алекс. Это я попался.

Чудом удерживая равновесие на краю тумана, Алекс обернулся.

– Зина, – выдохнул он, разглядев тонкую, надломившуюся на последней ступеньке фигурку. – Зиночка.

Левой рукой нашарил рукоятку, судорожно зажал в кулаке, последним усилием рванул к виску.

– Гнида офицерская! – донеслось с нижних ступеней.

Алекс прыгнул вперёд, обхватил Зину за талию, удержал, замер с нею в руках.

И шагнул за край.

2. 1945-й

Первый лейтенант военной разведки США Фил Бенсон, подперев кулаками подбородок, задумчиво разглядывал перебежчика. Впрочем, его и перебежчиком-то нельзя было назвать. Бегут к врагу, а США и СССР пока что союзники. Правда, неизвестно, надолго ли: война подходит к концу, и кто знает, как сложатся отношения после капитуляции Германии.

Бенсон кивнул переводчику и приступил к допросу.

– Имя, фамилия, возраст, воинское звание.

– Пётр Андреевич Горюнов, 1918-го года рождения, рядовой.

– С какой целью вы дезертировали?

– Я не дезертировал! – вскинулся Горюнов. – Я… – он потупился и замолчал.

Бенсон подождал, но продолжения не последовало.

– Вы дезертировали из идеологических соображений? – помог он допрашиваемому. – Пострадали от советской власти? Имеете подвергшихся репрессиям родственников? Терпели притеснения за свои убеждения?

– Послушайте, вы, – русский вскинул голову. – Я прошёл от Ленинграда до Торгау. Был трижды ранен, контужен, – Горюнов повысил голос, теперь он почти кричал, – всю войну на передовой, у меня восемь боевых наград, понятно вам?! Я не дезертировал, вы не смеете…

– Ну-ну, полегче! – прервал Бенсон. – Истерику здесь закатывать не надо. Хорошо, пускай не дезертировали. Вы тайно покинули расположение своего воинского подразделения и явились на территорию дислокации армии Соединённых Штатов. Повторяю вопрос: с какой целью?

Перебежчик вновь опустил голову. «Ну, давай, скажи же, что из-за политических убеждений», – мысленно подстегнул русского Бенсон. В этом случае он подаст рапорт по команде, парня отправят в тыл, и у него будет шанс. Иначе же наверняка выдадут союзникам, и тогда…

– Я ушёл, – сказал Горюнов, не поднимая головы. – Я бежал… Я… – он внезапно резко выпрямился на стуле, расправил плечи. – У меня есть девушка. Невеста. Она немка, живёт в городке Карлсбрюгге, это под Гейдельбергом. Я бежал к ней. У меня нет другого выхода, понимаете?! Нету!

Бенсон присвистнул, переглянулся с переводчиком.

– Как зовут вашу невесту?

– Габриэла. Я не знаю её фамилии.

– Что? – Бенсон опешил. – Не знаете фамилии невесты? Сколько раз вы встречались с ней?

– Всего раз. В мае сорок первого, за месяц до начала войны.

– Вы сумасшедший? Или издеваетесь надо мной?

– Ни то ни другое, – русский шумно выдохнул. – Мы познакомились в Ленинграде, в запасниках Эрмитажа, и провели вместе полчаса. Она была там с туристической группой. Мы почти ничего не успели сказать друг другу, вокруг были люди.