Полдень, XXI век, 2011 № 03 - [50]
Более рациональные попытки консервации системы гонораров связаны с теми произведениями искусства, распространение которых ограничено специфическими носителями (в уже имеющейся инфраструктуре нет устройств, которые могут их скопировать). Поэтому в 2010 году высокие сборы в кинотеатрах показали фильмы формата 3-D: множество потребителей еще не могло воспроизвести это зрелище у себя дома. Следует ожидать самых различных вариантов «уникального шоу», которые приближают зрелище к потребителю – уже используют запахи, применяют устройства, двигающие зрительские кресла, и т. п.
Но и это тупиковый путь.
Во-первых, человек как потребитель зрелища ограничен совокупностью своих ощущений. И эти ощущения (как сами по себе, так и общение с другими людьми) все более искусно подделывает high tech индустрия. Какие мраморные статуи можно продать человеку, находящемуся в машине епископа Беркли (то есть лежащему в «матрице»)? Какие особо ворсистые тапочки с эксклюзивным узором можно ему предложить? Никакие. Он будет наблюдать изображения этих вещей с любого ракурса и виртуально получать все ощущения, которые они смогут вызвать. Аналогично и с бумажными книгами: какое-то время казалось, что громоздкие мониторы, от которых страшно болят глаза, никогда не смогут заменить привычную бумагу, с её запахом, шуршанием под пальцами, заметками на полях. Но всё изменило появление хороших мониторов а, главное, «ридеров» (в просторечии «читалок»), которые по своему размеру не отличаются от книги, дают на дисплее устойчивое изображение, могут быть оформлены не хуже дорогих книжных изданий.
То есть в перспективе каждый потребитель сможет не просто свободно копировать информацию, но дублировать ощущения. Подобная утрата товарности, невозможность эксплуатировать предметы искусства означает серьезнейшую трансформацию как «свободных профессий», так и индустрии искусства в целом.
Во-вторых, постоянно развиваются технологии, имитирующие результаты ручного труда. Казалось, что масляная живопись никогда не умрет – да, она утратила значительную долю аудитории еще в момент создания фотографии, но все равно уникальность картины, написанной масляными красками, не ставилась под сомнение. И тут появляется печать на холсте. Как до того среднестатистический потребитель перестал замечать разницу между игрой музыканта и хорошей магнитофонной записью, так и сейчас обыватель не может отличить распечатку на холсте от картины маслом. Распечатка на порядок или даже на два порядка дешевле оригинального произведения. К тому же найти в Интернете превосходную пейзажную фотографию или обработать портрет заказчика, чтобы он походил на картину, – дело нескольких минут.
Привычный образ художника, который в мастерской с кистями и красками пытается создать шедевр, – это обреченная на упадок натура. Композитор, годами доводящий симфонию до совершенства, неизбежно останется любителем. Звукозаписывающая компания в современном своём статусе – такое же исчезающее явление. Примечательно, что современные типографии переживают кризис одновременно с авторами. В качестве примера трудностей можно взять рассуждения обыкновенного современного российского автора Л. Каганова [ «По поводу пиратских оцифровок книги» http://lleo.aha.ru/dnevnik/2010/03/24.html]. Он честно заявляет, что хотя его произведения интересны издательствам, но заработать на хорошей книге не получается. Слишком малы тиражи (5-10 тысяч), причем не у одного Л. Каганова, но и у подавляющего большинства авторов.
Старые технологии искусства, разумеется, обладают очень большой инерцией – их образы настолько прочно закреплены в культуре и в человеческих привычках, что радикальные изменения могут занять целые десятилетия. Однако можно указать две основные предпосылки, проявление которых будет говорить о радикальнейших переменах:
– глобальные экономические кризисы. Возможно, такие привычные вещи, как бумажные книги, станут предметами роскоши. Бумажные учебники уже становятся роскошью;
– смена поколений. Едва ли дети, которые научатся читать по «ридерам-читалкам», у которых все учебники будут помещаться на единственном ноутбуке или айподе, будут так же, как их родители, благоговеть перед шелестом страниц.
Обе эти предпосылки уже проявились в другом виде искусства – в театре. Театр, конечно, не умер после появления кинематографа, не смогло убить его и телевидение, не похоронит и Интернет, но нельзя отрицать как падения роли театра в обществе, так и громадного прогресса в других областях искусства, который театру недоступен. Первоначально немое, черно-белое кино не могло соперничать с театром и было чистым зрелищем, сродни цирковым представлениям. Однако уже в 20-е годы, то есть еще до изобретения звукового кино, новое искусство было создано, и в его рамках стало возможно поднимать проблемы ничуть не более мелкие, чем в театре. В 50–80 гг. ХХ века хороший театр стал откровенной
