Полдень, XXI век, 2010 № 05 - [2]

— Как млекопитающее, — уточнил кто-то.

Анна засмеялась вместе со всеми: дразнила Анара.

Неважно, что ее саму только что лишили звания млекопитающего, разговаривала она с людьми смело. Например, предположила, что гастарбайтеры тоже… ну в какой-то степени… не млекопитающие… Им же не разрешается то, что разрешается дельфинам…

— А монголы — млекопитающие?

— Откуда такие недостойные сомнения?

— А я только что из Монголии.

— Граница же закрыта.

— Да ну. Я только что вернулся из Монголии. Возил монголам рис по договору. Когда уезжал, мне сказали, что граница закрыта и очередь будто бы от самого Кош-Агача. А мне что? Рис в сухом воздухе не портится. Поехал. В степи пусто. Везде пусто. И на пропускном пункте пусто, никаких очередей. Ну, думаю, всех разогнали по домам и мне надо возвращаться, а погранец в зеленой форме кричит: «Проезжай!» Я газ выжал, но стою, сцепление отпускаю. Мы ученые, мы знаем, когда дергаться. А погранец кричит: «Проезжай!» Вот, думаю, задачка: не двинусь с места — накажет, а двинусь — накажет вдвойне. А погранец разоряется: «Проезжай!» И монголы с той стороны машут, рису хотят. Ноги короткие, кривые, уверенные. Ну я и поехал. Довез рис до склада, разгрузился. Эх, Монголия, кругом степи. Табун лошадей видел, аж до самого горизонта, в нашу сторону движется.

Мы с Алексом вышли на балкон.

Веяло чудесной прохладой, чистотой, уверенностью прозрачного воздуха. Сосны и лиственницы взбегали по склонам, волшебно отсвечивала река — черной гладью и серебром. Бормотала про Луну, которую никто уже несколько месяцев не видел. Только в таком месте и можно найти сбежавший вещдок или подброшенного ребенка. «Коля чепоков кумандинец помогите родился в январе». Бывшие жены Анара перекликались в комнатах первого этажа, такой негромкий птичий базар. А на западной террасе вели жаркий спор выпестыши. Венька, Якунька, Кланька и Чан. «Подохнет ведь», — жалела Кланька кукушку. «Да почему подохнет?» — не верил Якунька. «Она кукует, а ей жрать надо», — сурово по-русски сказал Чан. «Ну покукует и полетит червяков искать». — «Нет, теперь не полетит. Теперь никуда больше не полетит». — «Да почему это?» — «Она чокнулась».

А внизу, невидимые, разогнав гастарбайтеров, Аня и Анар обсуждали то, что в мире случилось за ночь. Закрыли границы ЮАР, Бельгия, Нидерланды, Япония. Вокруг России границы везде замкнулись. Шофер, ездивший в Монголию, или пьян был, или не разбирался в границах. Не летали самолеты. Поезда и автомобили выстраивались в многокилометровые линии у таможенных пунктов. В столицах и в приграничных пунктах кипели демонстрации, пока, к счастью, без насилия.

— А в буфете, — сказал Анар, — микроволновка заговорила.

— Ой, ты чего! — испугалась Аня. — Человеческим голосом?

— А других у микроволновок быть не может, они людьми изготовлены.

— Ага, — согласилась Аня. Чувствовалось, что она испугана. Зато я несколько успокоился. Раз микроволновка заговорила, значит, и мой мини-бар мог каким-то образом излучать новости.

— Теперь вести можно слушать, не включая телевизора, — сказал внизу Анар.

— Ты здорово на этом сэкономишь! — обрадовалась Аня.

— Но ты особенного значения всему этому не придавай, — предупредил Анар. — Тут у нас всегда так. Алтай — место чудес. Это для тебя место, Аня. В пазырыкское время тут тоже всякое бывало. Видела на плече принцессы Укока волшебных олешков? Они красивые… Как на твоем плече… Мне шаман говорил…

— Ой, что шаман говорил?

— Да это неважно.

— Нет, ты скажи.

— Ну он всякое говорил.

— Нет, Анар, ты скажи, скажи!

— Ну нес всякое… Говорил, что принцессу Укока встречу…

— Ты что, Анар? — испугалась Аня. — Она же селькупка!

— Ты только алтайцам такого не скажи.

— Ой, — испугалась Аня и на кукушку: — Икота, икота, перейди на Федота, с Федота на Якова, а с Якова на всякого. — Но это не помогло.

Я с наслаждением потянулся. В небе плыли нежные облака, медленные долгие караваны.

— Мне в детстве хотелось прыгать по таким облакам, — донесся снизу голос Анара.

— А я люблю смотреть на облака с самолета, — отозвалась Аня. — Они как снежные.

— Ну ладно, пусть снежные… — К моему изумлению, Анар не проявлял свойственную ему твердость. — Ты, Аня, — оказывается, они уже перешли на ты, — могла все это видеть в пазырыкское время.

Я обалдел. Неужели они всерьез?

Но Аню ничто не смущало.

— Мне почему-то кажется, что никто теперь уже никогда не умрет, Анар, — произнесла она счастливым голосом. — Вот Буковский говорит, что все умрут, что долго ни один долгожитель не протянет, только мучиться будут. Он всех реднеками называет, красношеими. По-английски это что-то вроде крестьян. Буковский говорит, что даже все твои бывшие жены умрут, — зачем-то вставила Аня, видимо, чтобы Анар все-таки не забывался. — А ты как считаешь?

— Хочешь, я прямо сегодня выгоню Буковского?

— Ты что? Куда ему идти, Анар? У него же никого нет! — и спросила: — Анар, я не понимаю. Ну зачем люди умирают, Анар?

— Ну это просто, — ответил бывший командир, явно довольный, что разговор перешел на тему, в которой он был силен. — Один шел по железнодорожной линии, попал под поезд. Другой гнал машину, вылетел на обочину. Третьего на сплаве засосало в воронку. Да мало ли…