Полдень, XXI век, 2010 № 01 - [36]

То, что в квартире «нечисто», я почуял сразу. Вначале, как и всякий здравомыслящий человек, я пытался найти объяснения странным звукам посреди ночи, валящимся с полки открыткам, лампочке, что раскачивалась под потолком сама по себе, вальсирующим под собственный скрипучий аккомпанемент дверям. Водопроводные трубы, — убеждал я себя. Мыши, сквозняк, собственная забывчивость. Каким сквозняком, однако, мой тапок заносило в стиральную машину, и почему водопроводные трубы с завидным упорством загибали уголок скатерти на кухне, я не знал. Но обещал подумать.

Утром я привычно расправлял скатерть (так, оказывается, Тиша просила прибраться) и шлепал в ванную за тапком. Само присутствие в квартире кого-то еще я воспринял довольно спокойно. Ну считал мой полтергейст, что тапок должен ночевать в стиральной машине, ну и что с того! Чего ж теперь, головой о стену биться? В любом случае, причин воевать со своей соседкой я не видел. Ну, пошаливала Тишка, но особо не мешала. В конце концов, не век мне здесь вековать, авось переживу! Поди, не хуже полтергейст коммунальной квартиры-то?

Постепенно я свыкся с чьим-то незримым присутствием, и самопроизвольные перемещения предметов мне уже не казались чем-то необыкновенным. Экспериментальным путем удалось выяснить, что писк игрушечной резиновой уточки вызывал серию потопываний по потолку, будто там носилось стадо невидимых бегемотиков. Тиша резвилась. А барабанная дробь пальцев по столу или постукивание ногой по полу приводили мою подругу в негодование, и в меня летели различные вещи, чаще всего — зимняя шапка с вешалки.

Тиша легко шла на контакт, и мы вскоре начали общаться в лучших традициях бульварной прессы. Один ее стук означал «да», два стука — «нет».

Прежде всего, мне нужно было как-то звать свое приобретение.

— Барабашка? — предлагал я. — Кузьма? Нафаня?

«Нет!»

— Варфоломей? Епистафий? Евлампий?..

В меня летела шапка.

— А ты мальчик, вообще?

«Нет!»

— Хы-хы! А кто?..

Траекторию шапки повторяла губка для чистки обуви.

— Вот оно что!.. Клава? Дуня? Глаша?..

«Нет!»

— Капитолина? Тракторина? Даздраперма?..

К растущей куче вещей на полу присоединялся, прочертив на обоях след грязной подошвой, увесистый кроссовок.

— Тише, тише!.. Расходилась!.. Тиша? Будешь Тишей у меня?

Молчание. Полтергейстиха раздумывала.

— Тишка… Тишенька… Тишуля… — расхваливал я новое имя.

«Да!»

И восторженный топот по потолку.

Я возвращался с работы и знал, что меня ждут аккуратно выставленные тапочки у порога и раскачивающаяся лампочка, — Тиша скучает.

— Играть? — предлагал я.

И из-под кровати с готовностью выкатывался резиновый мячик. Я усаживался в большой комнате на пол и кидал мячик в темную прихожую, откуда тот вылетал обратно. Сначала тихонько, потом все сильнее и сильнее. Однажды я прохлопал момент и ощутимо получил в нос так, что пошла кровь.

— Ну, аккуратней же надо, елки-палки!

Что-то мягкое, весом с кошку, придавило мне плечо. Тиша извинялась.

Постепенно мы осваивали более сложные игры, например покер, по сравнению с которым мяч Тишей вообще не котировался. И на предложение поиграть уже позвякивала банка с мелочью, заменявшей фишки.

— Ладно, только не жулить!

Сдавал я. Пять карт себе, пять выкладывал рядком напротив рубашкой вверх. И отворачивался для того, чтобы Тиша сделала ставку. У меня на виду полтергейстиха не перемещала предметы, стеснялась. Таким же образом Тиша отбрасывала в сторону карты под снос, и я клал на их место новые из колоды. Потом повторялась процедура с торгом, и я вскрывал обе руки. Иногда Тишкины карты бабочками вспархивали из-под моих пальцев и переворачивались самостоятельно, это соперница не выдерживала и хвалилась особо удачными комбинациями. Процесс обычно сопровождался притопыванием по потолку. Надо сказать, что статистика покерных турниров сводилась явно не в мою пользу. Тиша прекрасно проглядывала карты сквозь рубашку, и я сильно подозревал, что не только свои.

Иногда на Тишу нападала хандра, и она начинала безобразничать. Как-то я пару суток не появлялся дома, и вместо гостеприимно выставленных тапочек меня ждал в квартире жуткий кавардак. Тиша размотала все запасы туалетной бумаги, опрокинула помойное ведро, взрыла постель, разбила горшок с цветком и вообще развлекалась, как хотела.

— Как тебе не ай-яй-яй! — стыдил я соседку, наводя порядок. — Нет чтобы помочь, цветы полить, посуду вымыть. Хозяйка, туда-сюда…

Как ни странно, на Тишу подобные отповеди действовали благотворно, и через некоторое время я начал замечать вымытые не мною тарелки. А апельсиновые корки и кожура от бананов, не донесенные до мусорного ведра, все чаще транспортировались туда самостоятельно. Еще мне можно было смело экономить на будильнике. Стоило поваляться в кровати лишних пять минут, как Тиша начинала щекотать меня за пятки, щипаться, а то и вовсе стаскивала одеяло. Хуже всего то, что подобная процедура повторялась и в выходные дни.

Непостоянные гостьи, посещавшие время от времени мою холостяцкую обитель, реакции полтергейстихи не вызывали. Казалось, что если бы у Тиши было лицо, то оно излучало бы в такие моменты недоумение с неким налетом презрения, что случится, если одновременно изогнуть бровь и скривить рот. Как только в прихожей оглашалось: «Чмоки, созвонимся!» и хлопала входная дверь, полтергейстиха являла свое присутствие. Мне мерещилось, что она по-хозяйски, подобно заявившейся после подростковой вечеринки мамаше, обходит квартиру, настороженно принюхивается к незнакомым духам и брезгливо зашвыривает за шкаф забытый лифчик. Тиша убеждалась, что все в порядке, и мчалась на кухню задирать скатерть…