Полдень, XXI век, 2008 № 10 - [8]

— Добрый волшебник попался.

— Ну, это кому как, — усмехнулся Ястреб, — но, в общем, точно не злой. Да я тебе про него рассказывал: его когда-то, в обычной жизни, Поленом звали.

— Так ты же, вроде бы, утверждал, что он подался в королевские советники?

— Да кем он только после этого не успел побывать… Короче, полностью снять проклятие не удалось: накладывал хоть и любитель, но по большой любви. Зато получилось слегка подправить формулировку — так, что мой знакомый хоть и остался функционально тем же самым предметом, но уже в человеческом обличье. А главное: удалось выяснить, при каком условии чары спадут сами собой.

— И при каком же?

— А вот этого мой знакомый не должен говорить никому, — неожиданно резко отрезал Ястреб.

И самый одарённый рассказчик порой бывает не в ударе. Во всяком случае, если Ястреб намеревался своей историей отвлечь Пеона от лишних вопросов, то замысел его не удался. Пеон уже открыл было рот, но его опередил незаметно подошедший местный житель — румяный, как и все в деревне, здоровенный детина в расшитой красными петухами рубахе и блестящих чёрных сапогах.

— Приветствую вас, путники!

— И ты здравствуй, уважаемый, — откликнулся Ястреб.

— Вот смотрю я на вас, и сдаётся мне, что вы не отказались бы от хорошей работы.

— Ну, это смотря насколько хорошей. А так, в принципе, не отказались бы.

— Так вам, значится, не помешает знать, что пасечнику Щепке нужна новая вывеска на трактир.

— Мы что, по-твоему, похожи на художников?! — возмутился Ястреб.

— Так здесь, по крайней мере, есть трактир! — обрадовался Пеон.

— Я имею в виду — на тех художников, которые малюют вывески, — спохватился Ястреб. — Мы, вообще-то, высококвалифицированные профессионалы. Но и вывеску, конечно, можем. Так что твоему трактирщику, считай, крупно повезло.

— Пасечнику, — деликатно поправил селянин.

— А зачем ему вывеска на трактир, если он пасечник? — удивился Пеон.

— А где ж это ты видел вывеску над пасекой?! — в свою очередь изумился селянин. Пеон не нашёлся, что ответить.

— Заведение называется «Сэр Дубина и дракон», значится, на вывеске эти двое и должны красоваться. Причём один должен быть страшный, а другой — устрашающий. Ну и название, само собой, и ещё какой-то там текст, Щепка расскажет. Значится, сейчас поезжайте в эту сторону, возле коровника поворачивайте налево…

— Какого коровника?! — недопонял Ястреб.

— Так ведь отсюда, где мы стоим, только один и виден.

— К нему борона прислонена, — уточнил Пеон.

Ястреб вгляделся повнимательнее сначала в улицу, потом в лица обоих собеседников, а затем с обычно не свойственным ему философским спокойствием заметил, что, в конце концов, если дорогу будет знать только один из двоих, то этого вполне достаточно.

Закончив объяснять маршрут (необычайно длинный и извилистый для небольшого, на первый взгляд, поселения), так и не представившийся местный житель, не дожидаясь благодарности, повернулся и исчез за ближайшей калиткой — столь же внезапно, как и появился.

А Ястреб с Пеоном двинулись в указанном направлении.

— Есть всё-таки справедливость на свете! — подтрунивал Ястреб. — Придётся мне ходить в подмастерьях у собственного оруженосца. Ничего, я не гордый. И ты, смотри, не загордись.

Пеон задумчиво отмалчивался.

— Справишься или нет — я даже не спрашиваю. Во-первых, надо справиться. А во-вторых, чего там сложного может быть, в вывеске-то? Людей портретировать ты умеешь, а уж драконов, как говорится, рисовать даже проще, чем собак.

— Вообще-то, так про демонов говорят, — поправил Пеон, — потому что их, в отличие от собак, никто своими глазами не видел.

— Живых драконов здесь тоже никто никогда не видел, я тебя уверяю.

— Да дракон-то меня как раз вообще не беспокоит. В отличие от сэра Дубины. Понимаешь, Молот Справедливости — он ведь персонаж не реальный, как дракон, и не виртуальный, как демон, а легендарный, да к тому же канонический. Это значит, что изображать его следует не как боги на душу положат, а как положено.

— И в чём проблема-то?

— Сейчас объясню. Существует целых три несовместимых стандарта. На востоке принято изображать Молота Справедливости в облике стройного чернобородого юноши с огнём праведного гнева в очах. На западе — вступившим в пору зрелости мужчиной могучего телосложения, светловолосым, гладко выбритым, с печатью скорби на челе. И, наконец, Комитет по стандартизации и канонизации при имской Академии искусств постановил: во имя всеобщего покоя и согласия впредь изображать Молота Справедливости в полном доспехе и в шлеме с опущенным забралом. А проблема в том, что мы — на севере. И что здесь считается правильным — я не знаю. А спрашивать неудобно, ведь мы же профессионалы…

— Переговоры предоставь мне, — попытался успокоить напарника Ястреб, но Пеона, оседлавшего излюбленную тему, было уже непросто остановить:

— Единственное, что объединяет все три стандарта, — Молот Справедливости неизменно изображается с мечом в руках. Не с молотом, что было бы логично. И не с копьём — хотя для схватки с драконом копьё подходит гораздо лучше. А именно с мечом. Что, между прочим, довольно странно: если сэр Дубина так дорожил своим оружием, почему не удосужился дать ему какое-нибудь славное имя… хотя, возможно, оно нам просто неизвестно. Как, кстати, и имя его верного оруженосца. Жаль, конечно. Но ещё печальнее, что не сохранилось ни одного прижизненного портрета, ни единого достоверного описания… А ведь так интересно было бы узнать, как он выглядел на самом деле!