Полдень в пути - [3]

И никто на путях незаказанных

Не прервет его окриком: стой!

Будет все тебе в мире рассказано,

Если дух свой сольешь с быстротой.

Через степь неживую, колючую

Просвистит по ребру пирамид,

Перережет всю Африку жгучую,

В Гималаях змеей прозвенит.

Обжигая глазами сигнальными,

Прижимая всю землю к груди.

Он разбудит столицы печальные,

Продышав им огни впереди.

И когда из-за сумрака мглистого

Очертанья стуманятся в ряд,

Заревет он раскатно, неистово,

Пролетев Вифлеем — Петроград.

Его след на полях чернозема

И в плантациях чая пролег,

В лабиринтах Европы, как дома,

На дорогах волшебный свисток.

Шоколадные люди Цейлона,

Позабытый огнем эскимос…

Провожают сверканье вагонов,

Вихревые расплески колес.

Чудо рвется из глотки со свистом,

Всем понятны сигналы его,

И мудрее его машинистов

Не найти на земле никого.

«Не было ни дней, ни вечеров…»

Не было ни дней, ни вечеров

И родней, и радостней, и чище,

И вкуснее не вкушал я пищи,

Веселей не слышал слов,

Чем сейчас на летнем перепутье…

Вот, как я, такими ж, люди, будьте!

Отчего ж так ясно хорошо?

Будто жизнь тяжелую, большую,

Что как буря стлалася, бушуя,

Прожил я и уложил в мешок.

И легко на плечи ношу взбросил,

И пошел — и вот к тебе приду,

Кто же у возлюбленной не просит

Встречи в комнате или в саду.

Но ты, и ты меня не встретишь,

Вся в чужие перешла глаза,

Даже и случайно не заметишь,

Даже не оглянешься назад.

И теперь мне только небо снится,

В голубой расту, расту пыли,

Так легко колеблет крылья птица,

Перед тем как улететь с земли.

«Мне было ничего не жалко…»

Мне было ничего не жалко,

Я все узнал, через все прошел,

Но в полночь дерзкая гадалка

Мне карты бросила на стол.

Зеленый луч глаза мне залил,

Я понял: это будет здесь —

Упали карты и сказали:

Дорога, женщина и песнь.

Я днями шел, а ночью снилась

Страна, которой в жизни нет,

Ты в ней моей дорогой билась,

Как песнь, звучала мне во сне.

Не помню — на Неве, на Ниле,

Молниеносностью огня

Два долгих солнца ослепили

Дорогу, песню и меня.

«Девятый вал угадывать нетрудно…»

Девятый вал угадывать нетрудно,

Когда валы проходят чередой,

Но не в стенах испытанного судна

Меня застиг неснившийся прибой.

Подобную кочующей медузе,

Он вынес душу к камням золотым,

Чтобы прозрачный, драгоценный узел,

Не замечая, растоптала ты.

«Праздничный, веселый, бесноватый…»

…Когда возникнул мир цветущий

Из равновесья диких сил…

Баратынский

Праздничный, веселый, бесноватый,

С марсианской жаждою творить.

Вижу я, что небо небогато,

Но про землю стоит говорить.

Даже породниться с нею стоит,

Снова глину замешать огнем.

Каждое желание простое

Осветить неповторимым днем.

Так живу, а если жить устану,

И запросится душа в траву,

И глаза, не видя, в небо взглянут,—

Адвокатов рыжих позову.

Пусть найдут в законах трибуналов

Те параграфы и те года,

Что в земной дороге растоптала

Дней моих разгульная орда.

«Огонь, веревка, пуля и топор…»

Огонь, веревка, пуля и топор,

Как слуги, кланялись и шли за нами,

И в каждой капле спал потоп,

Сквозь малый камень прорастали горы,

И в прутике, раздавленном ногою,

Шумели чернорукие леса.

Неправда с нами ела и пила,

Колокола гудели по привычке,

Монеты вес утратили и звон,

И дети не пугались мертвецов…

Тогда впервые выучились мы

Словам прекрасным, горьким и жестоким.

«Мы разучились нищим подавать…»

Мы разучились нищим подавать,

Дышать над морем высотой соленой,

Встречать зарю и в лавках покупать

За медный мусор золото лимонов.

Случайно к нам заходят корабли,

И рельсы груз проносят по привычке;

Пересчитай людей моей земли —

И сколько мертвых встанет в перекличке.

Но всем торжественно пренебрежем.

Нож сломанный в работе не годится,

Но этим черным сломанным ножом

Разрезаны бессмертные страницы.

«Посмотри на ненужные доски…»

Посмотри на ненужные доски —

Это кони разбили станки.

Слышишь свист, удаленный и плоский?

Это в море ушли миноноски

Из заваленной льдами реки.

Что же, я не моряк, и не конник,

Спать без просыпа? книгу читать?

Сыпать зерна на подоконник?

А! Я вовсе не птичий поклонник,

Да и книга нужна мне не та…

Жизнь учила веслом и винтовкой,

Крепким ветром, по плечам моим

Узловатой хлестала веревкой,

Чтобы стал я спокойным и ловким,

Как железные гвозди — простым.

Вот и верю я палубе шаткой,

И гусарским упругим коням,

И случайной походной палатке,

И любви, расточительно краткой,

Той, которую выдумал сам.

«Хотел я ветер ранить колуном…»

Хотел я ветер ранить колуном,

Но промахнулся и разбил полено,

Оно лежало, теплое, у ног,

Как спящий, наигравшийся ребенок.

Молчали стены, трубы не дымили,

У ног лежало дерево и стыло.

И я увидел, как оно росло,

Зеленое, кудрявое, что мальчик.

И слаще молока дожди поили

Его бесчисленные губы. Пальцы

Играли с ветром, с птицами. Земля

Пушистее ковра под ним лежала.

Не я его убил, не я пришел

Над ним ругаться, ослепить и бросить

Кусками белыми в холодный ящик,

Сегодня я огнем его омою,

Чтоб руки греть над трупом и смеяться

С высокой девушкой, что — больно думать —

Зеленой тоже свежестью полна.

ЗАСУХА

В душном пепле падал на страну

Лунного осколок изумруда,

Шел и ширился подземный гул,

И никто до света не уснул.

Он пришел — я не спросил откуда?

Я уж знал — и руку протянул.

На ладонь своей рукой лохматой

Точкою на вязь ладонных строк

Положил сухой, продолговатый,

Невысокий черный уголек.