Полдень в пути - [14]

Наскрипели вы тягуче —

Темных кодов разговор,

И теперь вас жалость мучит,

Оттого вы так и сели

На меня смотреть в упор?

«Рассказы все рассказаны…»

Рассказы все рассказаны

Под кленами ль, под вязами.

Дорожки все исхожены,

Следы дождями скошены.

Осеннею метелью

Все листья облетели,

И только память зелена,

И ей стареть не велено.

«Давно такой хорошей осени…»

Давно такой хорошей осени

Моя душа не знала,

Не то чтоб в небе много просини

Иль хмури в жизни мало,—

Но всюду здесь, где осень кружится,

Сквозь темный лик осенний

Сквозит мне тонкий облик дружеский

Родным души весельем!

«Сквозь ночь, и дождь, и ветер, щеки режущий…»

Сквозь ночь, и дождь, и ветер, щеки режущий,

Урок суровый на ходу уча,

Уходит лондонец в свое бомбоубежище,

Плед по асфальту мокрый волоча.

В его кармане — холодок ключа

От комнат, ставших мусором колючим.

…Мы свой урок еще на партах учим,

Но снится нам экзамен по ночам!

МОРСКАЯ БАСНЯ

Над морем дым столбом стоит —

Ты думаешь найти гиганта вид,

Берешь бинокль и видишь: пароходик,

Дымит вовсю замызганный уродик.

…Так человек дымит не по тоннажу,—

Ты ищешь дел — находишь только сажу.

ПРУД

Обиды все и неудачи

Сложить в один мешок большой

И написать углем горячим:

«Все это звалося душой!»

И бросить в пруд, не размышляя,

Но над прудом висит печать

И надпись грозная, глухая:

«Прошу прудов не засорять!»

МАВР

Закручивал Дездемоне рассказы

О войнах, путешествиях, морях,

И слушала, не подымая глаза,

Девическая синяя заря.

Лукаво улыбалась, как немая,

Глаза блестели в мира полутьму,

Дездемону еще я понимаю,

Но Мавра вот никак я не пойму!

ОДИССЕЙ И ВЫ

Девушке,

изучавшей древнегреческий

Он отлюбил, отпьянствовал,

Отпел и отсражался,

Он клялся постоянством

Путей, какими шлялся.

До умопомрачения

Он приключенья сеял,

Такое дней верчение

Зовем мы одиссеей.

Мне же не в волнах агатовых,

В эгейской пены выческах,

Внимать словам пиратовым

Из ваших губ девических.

Вы просто в тихой комнате

Строфу на память вспомните,

И станут древних вечера,

Как будто было все вчера.

СОН

Мне снилось: листьев колесница,

Листа о землю синий стук,

Никто не мог уж веселиться,

А листья падали вокруг.

Пускай те листья были немы,—

Они звучали, как поэмы,

Но листья жили, как уста,

Чья речь сердечная проста.

Пускай еще, еще приснится

Такая листьев колесница.

Пусть будет осень хоть в аду —

Я в этот ад за ней приду!

ПАЛАТКА ПОД ВЫБОРГОМ

Виссариону Саянову

Мне снились юность, снег,

Друзей далеких тени,

И нежность лиц во сне

Была, как снег и пенье.

Проснулся я впотьмах,

Вскочил одним движеньем,

Я вспомнил: я в горах

Пред новым восхожденьем.

Палатки узкий вход,

Закат алел громадой,

Порозовевший лед,

И грохот камнепада.

Все было наяву,

Все ощутимо грубо —

И то, что я живу,

И холод ледоруба.

И все было не так.

И все в другом порядке:

Вечерний бивуак

Под Выборгом в палатке.

И не закат горел,

А Выборга руины,

Не камнепад гремел,

А ряд орудий длинных.

Не ледоруба сталь,

Винтовки ствол морозный,

Мне юности не жаль,

Мне изменяться поздно.

В своей стране родной

Я знал покой и счастье,

И вражий надо мной

Вал огневой не властен.

Ничто не страшно мне,

И я за все ответил,

Как эти сны во сне,

Как две палатки эти.

ПАМЯТИ ПЬЯНКОВА

На той дороге фронтовой

От ближних зарев снег был розов,

И лед на касках голубой

Вставал щетиною морозной.

Заледенев, на лбу коней,

Дымясь, позвякивали челки,

И на боках и на спине

Лежал узор попоны колкой.

То пота липкого струи

Замерзли, превратясь в узоры…

Все это видели твои

Льдом застилаемые взоры.

Снег взвихрив, вырвал яму тол,

В ночном лесу, в земле гранитной

Привал последний ты нашел,

Наш скромный друг неименитый.

Что в том, что дружбе году нет,

Мы счет иной ведем сердцами,

И поднял командир планшет

Окаменевшими руками.

Пока стоявшие вокруг

С тобой прощалися по-братски,

Занес на карту он, как друг,

Твой бугорок земли солдатской.

И кони тронулись опять,

Таща орудья в снежной пыли,

Опять хрипеть и громыхать

В ту ночь, когда тебя убили.

В ту ночь я видел, что и ты.

Такой же лес, дорогу, пушки,

Весь мир походной маеты,

И вьюгу, словно повесть, слушал.

Как будто повесть о тебе,

Простую, русскую, ночную,

О долге, родине, судьбе…

…С нее свой завтра день начну я.

МЫЗА ХУМАЛА

Я должен был взорваться в этом доме,

Я шел к нему все утро, день, всю ночь,

Я так мечтал о крыше, о соломе,

Чтоб лечь, уснуть и чтоб все мысли прочь.

А он стоял на пустыре горелом

И ждал меня, тот домик небольшой,

Я опоздал — и лунным утром белым

Взорвались те, кто ранее пришел.

Зачем они меня опередили?

Я так же мерз, я так же жил в огне,

Одни пути мы вместе проходили,

А этот дом не уступили мне.

КОНЕЦ ВОЙНЫ

Мы в Выборге. Ходим в ералаше

Горящих улиц, падающих стен,

Вокруг огонь, он разноцветно пляшет,

Вокруг покой нежданных перемен.

Уж санный путь по-мирному укатан,

И голоса по-мирному слышны,

И только мин глухие перекаты

Нам говорят о прошлом дне войны.

А там, на мызе Лиматта, за рощей,

Где часовой у входа на тропе,

Сидит комбриг, усталый, поздней ночью

В заброшенном подвале, на КП.

Измученный, над картой уже лишней,

И нету сна и мира ни на миг.

Подвал еще горячкой штурма дышит,

И шорох ночи слушает комбриг.

Еще в ушах разрывов визги, трески.

Еще в глазах — как будто на весу —

И надолбы в проклятом перелеске,

И красный снег за насыпью внизу…

«Я не умею головы кружить…»