Полдень Брамы - [25]
Моя крохотная Зойка, ирреальная, выдуманная.
И Альбина.
Целых двое. И я еще ною о каком-то своем одиночестве!
Последнее время, помимо основных моих собеседниц, стал беседовать еще с планетами. Для этого не нужно выходить в ноябрьскую ночь, задирать голову и ронять на мерзлую землю шапку. Можно дома, за письменным столом, аккуратно вырисовывая их символы красным фломастером вдоль окружности космограмм.
Сам не заметил, как перешел с ними на «ты». Бормочу, откровенничаю, отчитываю, словно живых. Они и в самом деле живые, во всяком случае, принимают весьма увлеченное и деятельное участие в моей судьбе.
Казалось бы, какое им дело — далеким, сверкающим, величаво кружащимся громадам — до меня? Массы наших тел несоизмеримы, расстояния между нами — сотни миллионов км…
Есть дело.
Хотя у физики — и Ньютона, и Эйнштейна, и Миньковского — может поехать крыша, если она всерьез задумается об этом.
Массы несоизмеримы, но вот души, видимо, да.
Мучители мои, палачи. Мойры. Ангелы-хранители. Музы, Учителя.
Дружище Солнце, если б я научился любить без отдачи, ничего не требуя взамен, седьмой дом, твоя душная хижина, перестал бы быть адом. Ты даешь мне огромный болевой толчок для творчества, но лучше бы ты излечилось. Я думаю, я смог бы творить и со светлым, и с ясным тобой…
Сатурн. Классический злодей, закутанный в белое, самый жестокий учитель, холодно щелкающий ножницами, отсекающий все лишнее, зовущий в предельный аскетизм, одиночество, в скит. Уроки твои самые действенные. Смирись или умри! Спасибо, Сатурн, старичок с узенькой, истончившейся от работы косой. Порой мне очень трудно благодарить тебя искренне, пойми и не обижайся, порой я выдавливаю сквозь зубы, с перехваченным дыханием и разорванным на куски лицом: спасибо, будь ты проклят, спасибо…
Сумасшедший поэт и неврастеник Нептун. Кто смог бы привести тебя к истинному нептунианству: мечтательный юноша с лютней, струны ее — невидимые аспекты звезд и планет, к босым ногам ласкается искрящийся прибой Океана? Сомневаюсь, что ты способен воспрянуть в этой жизни, слишком ты раздавлен, распластан, бедняга…
Мускулистый гипнотизер Плутон. Фатум. С тобой невозможно запанибрата. Ужасен, сокрушителен и справедлив, как сам Саваоф…
С тобою, Уран, несравненно проще. Зверюга, белый от ярости и вдохновения. Самая амбивалентная планета: гений и безумство, тоска по самоубийству и высшая интуиция. Молния. Вспышка магния. Ты труднее всех поддаешься дрессировке, Уран, ты самый невзнузданный. И все же я люблю тебя больше всех. Сжился, сросся, сроднился — с самым ярым мучителем. Когда-нибудь мы срастемся настолько, что станем подобием кентавра. И мы допрыгнем с тобой…
Куда?
Туда, откуда мне светит ясная, кроткая, милосердная Венера. Самая добрая из моих планет. Все чаще в последнее время стараюсь прислушиваться к ее голосу. Заметил, что и цвета мне стали нравиться иные — ее цвета. От горячих, малиновых — к голубым и жемчужным. Больше я не надену кирпичного цвета рубашку, которые так любил в юности. Обои в моей комнате — лазорево-голубые. Раньше в подобных мне было бы холодно.
Раньше я абсолютно не умел прощать, но только — забывать, когда отболело.
И лишь с одной планетой из десяти, с одним актером из пестрой труппы не смог подружиться.
С гладиатором Марсом. Именно потому, что прежде — как и подобает Овну — охотно и радостно подчинялся ему. Послушно спешил на трубный глас. Упивался битвой. Правда, низколобый Марс, лязгающий мечом, в моем представлении выглядел прекрасным юношей на белом коне, топчущим змея. Всю юность я боролся со змеем, с Дьяволом или с кем-то из его шестерок, боролся за души тех, кого любил, и тех, кого прибивало ко мне жизнью.
За друзей. С кем кайфовал когда-то в алкогольном триединстве. Уходивших — кто в беспросветный хмель, кто в наркоту, кто в иссушающую душу постройку карьеры.
За Динку. Всеядную, жадную, распахнутую всему и вся, и тошнотворному, и пошлому в том числе.
За Марьям…
Я выходил на бой с Сатаной, снова и снова, как заведенный, а он, усмехаясь, любуясь моей напыщенной верой в свои жалкие силенки, парировал. Слабо парировал, но мне хватало. Играл со мной, как сытый кот с храброй по дурости мышью. Брал в плен, потом отпускал. Подводил к самому краю: «Смотри, хочешь туда?..»
Я заглядывал за край. Вырывался ценой невероятных усилий. Либо — он сам отпускал меня, теряя интерес.
Теперь я не люблю Марса. И к Георгию Победоносцу охладел. Уразумел в конечном итоге, что ни одну душу, ни кусочек души, ни частицу ее не сумею спасти, вызволить из сатанинского плена.
Найдите в себе точку покоя, постоянно говорит на лекциях Н.Т. Ищите ее в себе, а найдя, держите как можно дольше. Живите в ней, расширяйте ее.
Я прилежный ученик, я выполняю все указания учителя. Точку покоя я нахожу в два счета. Когда еду в метро, бреду по улице, валяюсь на тахте, мою посуду. Мне совсем нетрудно обитать в ней, расширяя до своих объемов, когда я один, когда никого нет рядом и ни с кем не нужно вступать в диалог. И еще — когда я не думаю о том, что творится вокруг.
Какой великолепный, сферический покой окружает меня, какая бархатная колыбелящая тишина… Но стоит взять газету — покой пропадает. Стоит ощутить в метро под лопаткой чужой грубый локоть — сферическая тишина раскалывается на уродливые кусочки. Ярость, тоска, страх — вот волны моего моря, в котором плещусь, лишь только обрывается блаженное одиночество. Мутная ярость. Сумасшедшая тоска. Глухой страх. Три гвоздя, распинающие свободную душу. Три стяга — три грязных тряпки, — хлопающие на ветру внешних событий. (А тут еще добавился четвертый — назойливая, танцующая, как красногубый Шива, тяга к Нине.)
Это последний по времени текст, и писался он долго. Думаю, буду неоднократно к нему возвращаться: дополнять, исправлять. Роман получился головным, засушенным — поскольку старалась вместить в него чуть ли не все свои знания на сегодняшний день. По этой причине может быть интересен лишь тем, кто, как и я, стремится познавать законы мироустройства. Тем, кто положительно воспринял совместную с дочкой «Красную ворону».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказ «Незнакомка», представленный читателю, абсолютно нехарактерен — написался как-то неожиданно, на берегу моря, сам собой.
Роман был написан в 1989 году, а опубликован через семь лет, в журнале «Нева». Жизненный путь, трагедии и срывы, духовный поиск — во многом на основе реальных событий и переживаний. Из всех моих книг эта характеризуется наибольшей полярностью откликов и мнений. От негодования и возмущения (лирическая героиня почему-то напрямую отождествляется с автором) до самых теплых и удивительных слов. Наиболее близких друзей, учителей, самых значимых людей в моей жизни подарил мне этот роман, за что я ему благодарна.
Эта вещь написана в соавторстве. Но замысел мой и история моя, во многом документальная. Подзаголовок говорит, что речь идет о вечных темах — любви и смерти. Лишь одно уточнение: смерть не простая, а добровольная. Повествование идет от лица трех персонажей: двух девушек и одного, скажем так, андрогина. Общее для них — чувство к главному герою и принадлежность к сумрачному племени "любовников смерти", теоретиков суицида. Каждая глава заканчивается маленьким кусочком пьесы. Сцена, где развертывается её действие: сетевой форум, где общаются молодые люди, собирающиеся покончить с собой.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.