Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди - [211]

Иван Никитич устроился на соломе, сел, подвернув под себя ноги, как это делают чабаны у костра. Старик проглотил несколько ложек похлебки, отодвинулся от стола, достал из кармана наряд на лошадей, посмотрел на него через очки и, удостоверившись, что он в полном порядке, сказал:

— Ешьте на доброе здоровье и ложитесь, а я сейчас вернусь.

Он проворно встал и вышел. Когда открывал дверь, ребята увидели, что над крышей вагона на секунду повис небольшой клочок неба с редкими звездами. Ветерок кинул прохладную волну прямо с запада. Оттуда же донесся до ребят шум паровоза, лязг буферных тарелок, строгие мужские голоса. Один голос настойчиво говорил, что «не пройдут», а другой утверждал, что «пройдут, надо только тянуть с уменьем и осторожностью».

— Станцию очищают, — проговорил Миша, намекнув Гаврику на слова машиниста: «Теперь, ребята, узкое место — Желтый Лог. Все силы надо положить чтобы скорей очистить эту станцию».

— А у нас узкое место — кони. Наверное, дед пошел за ними. Успеха ему! — сказал Гаврик.

— А нам спокойной ночи, — устало усмехнулся Миша.

Они убрали со стола, разделись и, прижавшись друг к другу, затихли.

Проснулись ребята, когда было так светло, как бывает светло в конце октября в поздний час утра.

Открыв глаза, Миша и Гаврик огляделись — Ивана Никитича в вагоне не было.

— Миша, а мы опять проспали! Может быть, дедушка уже получил коней и они стоят тут где-нибудь, — сказал Гаврик и босой кинулся к двери.

Миша, видя, что товарищ его, высунувшись за дверь, недоумевающе поводил плечами, выразил догадку:

— А по-моему, дедушка нашел себе работу там, где, слышишь, целую ночь штурмовали и теперь штурмуют. Одевайся, Гаврик, и пойдем на поиски деда.

Ребята оделись, натянули треушки и вышли искать старика. За дверью вагона они сразу остановились, высматривая Ивана Никитича среди работающих на путях.

Но в трудовой сутолоке не так просто было найти его.

Миша и Гаврик пошли по путям, присматриваясь, как укрепляют шпалы, подбивая их кирками, как стягивают гайками рельсы, как нагружают автомашины, тачки и подводы кирпичом, жестью, железным ломом — остатками начисто разбитой бомбами и снарядами станции. Они видели, как синевато-белыми, как ртуть, ослепительными снопами вспыхивало там, где начинали работать аппараты автогенной сварки.

Маневровый паровоз перевозил на запасные пути изрешеченные снарядами и осколками товарные вагоны.

Два гусеничных трактора упорно тянули платформу под некрутой откос. У платформы уцелело только два колеса, и потому казалось, что она прилегла, вцепилась в землю и ни за что не хотела двигаться на свалку.

Все было интересно, все хотелось посмотреть, а кое о чем и подумать… Но где же дед Иван Никитич? Однако искать его не пришлось. Вскоре он сам нашелся. Из-под откоса, куда трактористы стягивали искалеченную платформу, послышался такой знакомый, такой особенный голос, что ребята узнали бы его и в море людских голосов:

— Гражданка, я к женщинам с нижайшим почтением! Но в помощницы вы мне не того!..

За вежливыми словами своего деда Миша и Гаврик уловили раздражение.

— Поглядите на него! Да чего ты, дед, кипишь? Что я твоему коню сделала?

— Пока ты ему, гражданочка, ничего особенного не сделала, только самую малость рельсою ногу царапнула, а могла искалечить. Что я тогда сказал бы колхозникам, если они ждут этих коней, как самых дорогих гостей?! Давайте, гражданка, без объявления войны обойдемся.

Миша и Гаврик уже бежали к Ивану Никитичу.

Они видели, что в левой руке он держал за повод одну лошадь, а правой вырывал другую лошадь у плечистой женщины. Вид у деда был воинственный. Но и женщина, хотя несмело, упиралась, не выпуская повода. Обращаясь к трактористам за сочувствием, она кричала:

— Вы только поглядите на него! Может, угадаете, какая деталь у него сломалась! Сам взялся помогать, а теперь забастовал. Вот и пойми этого дедка…

— Гражданка, давайте по-хорошему разойдемся, — с тихой настойчивостью предупредил Иван Никитич.

Женщина выпустила повод и, растерянно глядя на трактористов, проговорила:

— Как же я теперь выполню задание бригадира?

— Вы, гражданка, займите на возвышении свой пост и распоряжайтесь, а я с помощниками, как обещал, работу завершу, — заявил Иван Никитич, вручая по одной лошади подбежавшим к нему Мише и Гаврику.

Женщина, выйдя из рабочего строя, поднялась на пригорок и, чувствуя неловкость, присматривалась к Ивану Никитичу и к его помощникам.

А Иван Никитич уже вышел с ребятами из котловины и разговаривал с ними так оживленно, как будто был в своей плотницкой.

— Михайла, Гаврик, мы тут поработаем, пока фураж привезут, — и станционное начальство просило, и председатель райисполкома, и полковник, к какому мы с Василием Александровичем ходили за лошадьми. Учтите, что мастеровых людей в наш колхоз уже послали… Гражданка, — обратился он к женщине, — какие же два рельса мы потянем сейчас? Не молчи: на путях старшая ты, а на тяге — я, Михайла и Гаврик.

Женщина указала на первые попавшиеся на глаза ржавые рельсы. Она это сделала больше для того, чтобы посмотреть, как будут работать старик с ребятами.

На обеих лошадях хомуты, постромки, соединенные прочным вальком. На вальке «кочет» — железный крюк.