Поль и Виргиния. Индийская хижина - [26]

П о л ь

Почему нужно быть богатым, чтобы жениться?

С т а р и к

Дабы проводить дни в довольстве, ничего не делая.

П о л ь

Отчего же не работать? Ведь я много работаю.

С т а р и к

Потому что в Европе физический труд приносит бесчестие. Его называют механическим трудом. Земледельческий труд наиболее презирается там. Ремесленника гораздо более уважают, чем крестьянина.

П о л ь

Как?! Труд, который кормит людей, презираем в Европе? Я не понимаю вас.

С т а р и к

О! Невозможно человеку, выросшему на лоне природы, понять извращенности общества. Можно составить себе точное представление о порядке, но о беспорядке нельзя. Красота, добродетель, счастье имеют определенные пропорции; безобразие, порок, несчастье — никаких.

П о л ь

Богатые люди, верно, очень счастливы. Они не встречают ни в чем препятствий; они могут осыпать наслаждениями любимое существо.

С т а р и к

Большею частью они пресыщены всеми удовольствиями уже потому, что это дается им без всякого труда. Не испытали ли вы, что радость отдыха покупается усталостью, удовольствие еды — голодом, а питья — жаждой? Также и радость любить и быть любимым приобретается лишь множеством жертв и лишений. Богатства отнимают у богачей все эти удовольствия, предупреждая их желания. Прибавьте к скуке, происходящей от пресыщенности, гордость, которую рождает в них избыток и которую уязвляет малейшее лишение, даже тогда, когда самые большие наслаждения не прельщают ее более. Запах тысячи роз нравится лишь мгновение, но боль, которую причиняет укол: одного из шипов, длится долго после укола. Одно несчастие среди множества удовольствий для богатых — шип среди цветов. Для бедных, напротив, — одно удовольствие среди множества бед — цветок среди шипов: они наслаждаются им во всей полноте. Всякое явление усиливается противоположным. Природа все взвесила. Какое состояние кажется вам вообще предпочтительным: не иметь почти ничего, чего можно было бы желать, и всего бояться, — или же ничего не бояться и всего желать? Первое — удел богатых, второе — бедных. Но обе эти крайности одинаково трудно переносить людям, счастие которых заключается в умеренности и добродетели.

П о л ь

Что называете вы добродетелью?

С т а р и к

Сын мой! Вам, содержащему родителей своим трудом, не надо объяснять это. Добродетель — усилие, сделанное над самим собою ради блага ближнего, с намерением угодить лишь богу.

П о л ь

О, как добродетельна Виргиния! Лишь из добродетели она согласилась стать богатой, — для того, чтобы делать добро. Лишь из добродетели уехала она с этого острова, — и добродетель вернет ее сюда.

Мысль о скором ее возвращении воспламенила воображение молодого человека, — все тревоги его исчезли. Виргиния ничего не пишет, — значит, она скоро приедет. При попутном ветре надо так мало времени, чтобы приехать из Европы. Он перечислял корабли, которые совершили этот переезд, в четыре тысячи миль, менее чем за три месяца. Корабль, на котором она едет, употребит на это не более двух месяцев. Судостроители теперь — такие ученые, а моряки — такие ловкие. Он говорил о разных приготовлениях, которые сделает для ее встречи, о новом жилище, которое выстроит, об удовольствиях и неожиданностях, которые будет доставлять ей ежедневно, когда она станет его женой. Его женой!.. Эта мысль приводила его в восторг. «По крайней мере, отец мой, — говорил он мне, — вы будете делать тогда только то, что приносит вам удовольствие. Так как Виргиния богата, у нас будет много негров, которые будут работать на нас. Вы постоянно будете с нами, не имея иной заботы, как лишь веселиться и радоваться». И он спешил, вне себя от радости, поделиться с семьей счастием, которое опьяняло его.

Жестокие опасения быстро следуют за большими надеждами. Сильные страсти повергают душу в противоположные крайности. Часто на другой же день Поль приходил: ко мне удрученный печалью. Он говорил мне: «Виргиния не пишет. Если бы она выехала из Европы, она дала бы мне знать об отъезде. Ах, слухи, ходившие о ней, слишком основательны! Тетка выдала ее замуж за знатного господина. Любовь к богатству погубила ее, как многих других. В книгах, которые хорошо изображают женщин, добродетель служит лишь темой для романа. Если бы Виргиния была добродетельна, она не покинула бы своей матери и меня. В то время как я провожу жизнь в думах о ней, она забывает меня. Я тоскую, а она веселится. Ах, эта мысль приводит меня в отчаяние! Всякая работа противна мне, всякое общество мне скучно. Дай бог, чтобы в Индии объявили войну: я поеду туда умирать».

«Сын мой, — отвечал я, — мужество, толкающее нас к смерти, есть мужество мгновения. Оно часто возбуждается суетным одобрением людей. Есть мужество другое, более редкое и более необходимое, которое заставляет нас изо дня в день, без свидетелей и похвал, нести невзгоды жизни: это — терпение. Оно держится не мнением других и не побуждением страстей наших, но божьей волей. Терпение — мужество добродетели».

«Ах! — воскликнул он, — Значит, у меня совсем нет добродетели! Все меня удручает и приводит в отчаяние».

«Добродетель, — возразил я, — которая была бы всегда одинакова, постоянна, неизменна, — не удел человека. Среди всех волнующих нас страстей разум наш колеблется и помрачается; но есть маяки, у которых мы можем зажечь его факел, — это науки. Науки, сын мой, — это помощь с неба, это — лучи той мудрости, которая правит вселенной и которую человек, вдохновленный божественным искусством, научился удерживать на земле. Подобно солнечным лучам, науки освещают, радуют, согревают; это — божественный огонь. Подобно огню, они подчинили нам всю природу: с помощью их соединяем мы с собою предметы, местности, людей и времена. Это они напоминают нам о законах человеческой жизни, они умиротворяют страсти, подавляют пороки, они воодушевляют добродетель высокими примерами людей добра, прославляя и рисуя нам их вечно чтимые образы. Они — дочери неба, которые нисходят на землю, дабы скрашивать бедствия человеческого рода. Великие писатели, которых они вдохновляют, всегда появлялись во времена наиболее тяжкие для общества — во времена жестокости и испорченности. Сын мой, науки утешали множество людей более несчастных, чем вы: Ксенофонта, изгнанного из своего отечества после того, как он привел туда обратно десять тысяч греков; Сципиона Африканского, утомленного клеветами римлян; Лукулла, познавшего их интриги; Катината, испытавшего неблагодарность своего двора. Греки, столь изобретательные, дали каждой из муз, покровительствующей наукам, одну из наших способностей, чтобы управлять ею; мы должны, следовательно, предоставить им руководить нашими страстями, дабы они наложили на них ярмо и узду. Они должны нести по отношению к нашим духовным силам те же обязанности, какие исполняли Оры, запрягавшие и направлявшие коней Солнца.