Поль Элюар: вехи жизни и творчества - [7]
Возникшая в такой любви — взаимном сотворении нерасторжимая цепочка жизни «я» — «ты» на этом не обрывается, возлюбленная здесь — посредница, соединительное, а не заключительное звено. Ведь для «полюбившего любовь» она — «одна за всех», заместительница «всех женщин, волнующих меня». «Слушай себя, ты говоришь за других, и если ты отвечаешь, другие слышат тебя. Высоко в небе под солнцем, которое избавляет тебя от тени, ты занимаешь место каждой». И оттого близость с ней не есть отгороженность, затворничество вдвоем в стенах темной комнаты, а предвестье и зародыш всесветного родства, которое личность устанавливает с себе подобными, больше того — со всем беспредельным мирозданием. «Во всех шорохах вселенной» Элюар улавливает «звучанье ее голоса», а «нежные дороги, прочерченные ее прозрачной кровью, соединяют все земные создания». Между ней и ими устанавливается вечная перекличка:
В таком повороте любовные признания Элюара, при всей их утонченной и хрупкой изысканности, чем-то напоминают пантеистическое язычество лириков древности и Возрождения. Женщина — владычица и душа природы, постигшая язык ее недр, вхожая в ее святая святых. И каждое слово в разговоре с ней — как бы прямое общение со всем сущим, каждая ласка — прикосновение к самой плоти земной, каждая минута близости — слияние с бытием, от обыденных вещей до космических стихий. Элюар, как завороженный, перебирает в уме бесценнейшие чудеса, которые он получил в дар от женщины — всемогущей феи жизни: «дневная листва и мох росистый, камыш на ветру, благоухающие улыбки, крылья, покрывшие землю светом, корабли, груженные небом и морем, уловители шумов, источники красок, пахучий выводок зорь, что покоится на соломе звезд».
И еще один, быть может, самый дорогой подарок: «ночь, которая была, наверное, не последней, но все же первой ночью без страхов, ночью, подобной дню без трудов, без забот, без отвращенья». А потом были еще и еще эти сказочные ночи-дни, ночи-праздники, ночи-путешествия в радость. Значит, любви дано избавить нас от невзгод, как избавляет она от одиночества, значит счастье — не выдумка утешителей, оно вокруг, рядом, до него рукой подать. Вопреки всем скептикам и плакальщикам, вопреки сдавшимся и поникшим в отчаянье, Элюар поет надежду. Он сам изведал: «Несправедливость немыслима, пока есть на свете одно дорогое тебе существо». Опровергнув легенду о роковой разобщенности людей, любовь разрушает и миф об изгнанничестве греховной твари в юдоли земной. Христианское недоверие к плоти — источнику грехопадения — у Элюара начисто отметается, как отметается и угар чувственности болезненной, дурманящей. В блаженстве, в том числе и доставляемом плотским наслаждением, он не усматривает ничего зазорного, запретно-унизительного. И потому о женском обнаженном теле, о «пылающей лампе желания, что зажигается на твоем лице среди ясного дня», о «разделенных ночах» и «расстеленной кровати — усыпанном звездами кусте метаморфоз» у него говорится откровенно и прямо, без ханжеской стыдливости и ее постоянной спутницы — скабрезности. Эрос Элюара светел, радостен, не омрачен разладом чистоты и плоти, духа и материи, потому что для всякого живого существа он изначален и естествен, как дыхание.
Исполнение в любви самых заветных, самых исконных запросов человека окрыляет его так, что самые отчаянные дерзания кажутся ему по плечу. И тогда он принимается вдохновенно переделывать все вокруг по образу и подобию своей мечты. По мановению ее волшебной палочки на земле воцаряется золотой век. Земной шар приобретает невесомость пылинки, срывается с места и кочует в межзвездном пространстве. Твердые тела струятся, плотные предметы прозрачны, тусклые поверхности фосфоресцируют. Огонь и снег вовсе не враждуют, дождь обжигает, яркие лучи несут прохладу, ночи озарены снопами искр, день не знает теней. Чудится, что повсюду дворцы из какого-то неведомого, радужно-переливчатого хрусталя, мерцающего изнутри мириадами звезд. Чистота его сохраняет все тепло их живого свечения. Когда Элюар хочет представить этот материал нагляднее, он попросту смешивает природные стихии воды, огня, света: так появляются «родники света», «светящиеся слезинки», «дождь языков пламени», «блуждающие капельки огня в холодной воде», «звезды, плавающие в озерах»…
Залитая полуденным солнцем, омытая росой, элюаровская сказочная страна счастья под стать разве что ее хозяевам — двоим влюбленным. Неподвластные земному притяжению, не ведающие границ времени и пространства, пренебрегающие причинностью и необходимостью, они обладают восхитительной легкостью птиц, столь стремительных в своем полете, что возникает впечатление, будто они бесплотны и «у них никогда не было тени», будто это какие-то дневные светляки — «хрустальные птицы», «птицы-брильянты», «орлы из чистейшей воды». Любимая похожа на «воздушного водолаза в легчайшем оперении», и, когда она несет поэта «на крыльях своих глаз», он верит: «больше нет ничего, кроме их полета, стряхивающего прах моих невзгод, кроме их звездного и светозарного полета». Оба они, он и она, делаются ядром, средоточием жизни своего чудесного края. Элюар обнаруживает источник жизнетворного тепла в себе самом: «дремлет стоя во мне огонь», чаще — в подруге, чье «лицо — обнаженное солнце», чьи «зрачки — башни света», чьи «руки в зарослях трав рождают день», чью шею сама «заря обвила ожерельем». «И вижу я, как в ладонях ее вновь зажигается свет, и они взмывают ввысь, точно языки пламени после дождя. Пламя пальцев тянется навстречу небесному огню». Происходит встреча любимой и солнца, огня души и огня мироздания. И поэт, через нее обручившийся с самим владыкой вселенной, отныне и навсегда постигает, что он не жалкая пылинка, не червь в норе своего отшельничества, по богоравный собрат самого светоносного огня. Так в лирике Элюара смыкаются ее пафос и ее обличье, красной нитью тянущийся через нее мотив и словесная структура, его воплотившая: любовь дает толчок прометеевской грезе, которая, в свою очередь, дает материал для лучезарных снов, чтобы зримо передать восторг и блаженство, суметь высказать несказанную радость.
Самарий Великовский (1931–1990) – известный философ, культуролог, литературовед.В книге прослежены судьбы гуманистического сознания в обстановке потрясений, переживаемых цивилизацией Запада в ХХ веке. На общем фоне состояния и развития философской мысли в Европе дан глубокий анализ творчества выдающихся мыслителей Франции – Мальро, Сартра, Камю и других мастеров слова, раскрывающий мировоззренческую сущность умонастроения трагического гуманизма, его двух исходных слагаемых – «смыслоутраты» и «смыслоискательства».
В книге дается всесторонний анализ творчества Альбера Камю (1913–1960), выдающегося писателя, философа, публициста – «властителя дум» интеллигенции Запада середины XX столетия (Нобелевская премия 1957 г.). Великовский рассматривает наследие Камю в целостности, прослеживая, как идеи мыслителя воплощаются в творчестве художника и как Камю-писатель выражает себя в философских работах и политической публицистике. Достоинство книги – установление взаимодействия между поисками мировоззренческих и нравственных опор в художественных произведениях («Посторонний», «Чума», «Падение», др.) и собственно философскими умонастроениями экзистенциализма («Миф о Сизифе», «Бунтующий человек» и др.)
Это книга очерков об узловых вехах в истории французской поэзии XIX–XX столетий. В круг обзора вовлечены едва ли не все выдающиеся лирики этого периода – Виньи, Гюго, Нерваль, Бодлер, Малларме, Верлен, Рембо, Аполлинер, Сен-Жон Перс, Арагон, Элюар, другие имена.В жанре свободного эссе складывается мозаика из отдельных портретов от совсем коротких зарисовок до представленных в полный рост. Такое разномасштабное аналитическое портретирование – предпочитаемый автором подход для создания и общей картины историко-литературного процесса этого времени, его основных закономерностей.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.