Покушение - [27]

— Обычно, в пятидесяти процентах случаев, шизофрения начинается в конце подросткового возраста, около двадцати трех лет. Иногда встречаются также детские формы шизофрении, в возрасте до двенадцати лет. Вероятность этого — один случай на десять тысяч.

Сириль облокотилась о стол и с грустью следила за профессором, не способным передать студентам свою любовь к профессии психиатра. В этой аудитории она провела много часов, пребывая в напряжении, стрессе, страхе экзаменов. Она, прилежная ученица, всегда сидела в первом ряду.

Она не была здесь десять лет, но за это время мало что изменилось. Маньен читал лекцию, даже не замечая того, что студенты пишут под диктовку, совершенно не понимая смысла того, о чем идет речь.

— Стабильность наиболее часто описываемых клинических форм — параноидной, гебефренической и кататонической — слаба, и чаще всего болезнь развивается, достигая той фазы, когда ни одна из этих трех форм не доминирует, характеризуясь безразличием.

Сириль задержала взгляд на старом профессоре, обращавшемся лишь к сидящим в первом ряду студентам. Снова оказавшись здесь, она оценила проделанный путь. Ей было далеко не двадцать пять лет, она изменила свою жизнь, и весь этот ад был уже позади.

Маньен поставил точку в своей лекции. Застучали откидные сиденья. Худой молодой человек быстро собрал свои вещи и устремился вниз, желая задать профессору еще один вопрос. Маньен складывал бумаги в старый кожаный портфель.

Сириль тоже встала и не спеша спустилась по ступенькам. Отвечая на вопрос студента, Рудольф Маньен поднял глаза и увидел студентку, которая имела наглость прийти за пятнадцать минут до окончания его лекции. Но вот профессор узнал ее, и его глаза превратились в щелочки.

— Надо же, мадам Блейк! А я-то думал: кто это настолько невежлив, чтобы врываться вот так на мою лекцию? Неудивительно, что это оказались вы.

— Здравствуйте, профессор Маньен, — холодно поздоровалась Сириль и сразу же перешла к интересующему ее вопросу. — Как уже сообщила по телефону моя помощница, мне необходимо просмотреть дело одного из пациентов. У него, по всей видимости, серьезные проблемы. А поскольку я не имею понятия об анамнезе болезни, то не могу оценить его теперешнее состояние и назначить необходимое лечение. Не могли бы вы ускорить процедуру и передать мне информацию относительно этого дела уже сегодня?

Маньен защелкнул портфель и прошел мимо нее, едва не толкнув.

— Не стоило так утруждать себя. У меня нет времени заниматься вашими делами. Через десять минут у меня начнется консультация.

Он спустился с кафедры довольно быстрым (как для своего возраста) шагом и вышел через служебную дверь, ведущую в корпус администрации. Сириль последовала за ним.

— Это не совсем мои дела, поскольку этот пациент находился под вашей ответственностью.

Маньен усмехнулся.

— Если он пришел на консультацию в ваше учреждение, значит, чувствует себя гораздо лучше.

Сириль стерпела колкость, но ее тон стал более резким:

— Я догадываюсь, что вы думаете о Центре «Дюлак», и мне это безразлично. Я лишь прошу вас передать мне информацию, которая позволит помочь пациенту.

Они остановились перед служебным лифтом. Маньен, покачиваясь на носках, стоял рядом с Сириль — у него просто не было выбора.

— Должен признать, мадам, что вам удалось выйти сухой из воды.

— Простите?

Рудольф Маньен скорчил гримасу.

— Выйти замуж за Блейка… это было очень важно для вашей карьеры.

Сириль не выдержала и позволила ярости выплеснуться наружу:

— Я всегда уважала ваш труд и прошу уважать мой. И сейчас я обращаюсь к вам с просьбой передать мне дело пациента.

Маньен, не глядя в ее сторону, снова нажал на кнопку вызова лифта.

— Возможно, вы зарабатываете деньги, продавая людям мечту с помощью своих так называемых чудотворных сеансов. Но меня это не впечатляет. И ничто не заставит меня изменить свое мнение: ни ваши уроки «счастья», ни слащавые книжки. Я уважаю труд вашего мужа, с которым немного знаком. Что касается вашего труда, то это совсем другое дело.

Сириль взглянула на своего бывшего преподавателя, отметив про себя пучки жестких волос, торчащие из его ушей, и угри на носу. Впервые сотрудник Сент-Фелисите говорил ей, что именно он думает о ее карьере. Она почувствовала нечто наподобие облегчения.

Не было и речи о том, чтобы ответить агрессией на агрессию. Напротив. И Сириль заговорила как можно более мягким голосом:

— Если с этим пациентом что-нибудь случится, я сделаю вас ответственным за это, и он непременно обо всем узнает.

Профессор Маньен повернулся и впервые открыто взглянул на нее.

— В любом случае, я не могу вам помочь.

Сириль заметила легкое изменение в его интонации.

— Мне нужно это дело, Рудольф, — произнесла она сладким голосом.

Маньен несколько раз моргнул, ошеломленный дерзостью своей бывшей студентки. Двери лифта открылись.

— У меня его нет. Все дела до две тысячи первого года переданы в общий архив.

Маньен вошел в лифт, достал ключ, дававший ему доступ в отделение болезней головного мозга, и кивком головы попрощался с ней. Двери за ним закрылись.

«Черт побери!»

Сириль немного постояла напротив лифта. Она потерпела полную неудачу. Боже! Она ненавидела проигрывать. Взглянув на часы, она поняла, что должна как можно быстрее возвращаться в Центр. Выйдя во внутренний двор больницы, она направилась к парковке.