Покров для архиепископа - [7]

Фидельма подождала, пока они скроются в толпе, легко вздохнула и вышла из дворца на раскаленные солнцем мраморные ступени у подножия великолепного фасада. Римское солнце обдало ее жаром, так что ей пришлось остановиться и перевести дух. После прохлады каменных стен дворца оказаться в самом зное римского полдня — словно попасть из холодного бассейна в горячую воду. Фидельма поморгала и сделала глубокий вдох.

— Сестра Фидельма!

Она повернулась, посмотрела на толпу поднимающихся по ступеням людей и прищурилась, ища, откуда донесся этот знакомый глубокий баритон. От толпы отделился молодой человек в грубой бурой домотканой одежде, с римской тонзурой, что зовется corona spina — «терновый венец», и помахал Фидельме рукой. Это был красивый мужчина одного с ней роста и одних лет, сложением больше походивший на воина, чем на монаха. Здороваясь с ним, сестра чувствовала, как ее лицо растягивает улыбка, и сама не понимала, отчего при виде его ее охватывает такая радость.

— Брат Эадульф!

Эадульф был ее товарищем в долгом и однообразном путешествии из королевства Нортумбрии. Он работал секретарем и переводчиком при Вигхарде, назначенном архиепископе Кентерберийском. Подружились они на синоде в монастыре святой Хильды в Стренескальке, в предместьях прибрежного города Витби, где им пришлось вместе раскрыть зловещую тайну убийства настоятельницы Этайн из Кильдара. Их способности дополняли друг друга: Эадульф раньше был потомственным герефа, или мировым судьей, в Саксмунде, пока его не обратил в веру ирландский монах по имени Фурса и не отвез в Ирландию, в Дурроу, где он и прошел послушание. Эадульф разбирался и в медицине, так как учился в знаменитой школе врачевателей Туайм Брекайне. После этого два года он прожил в Риме, отказался от колумбанского канона и предпочел римский, а потом вернулся на родину. На синоде в монастыре святой Хильды он выступал на стороне Рима и Кентербери, Фидельма же приехала, чтобы поддержать своих земляков, ирландских монахов из Линдисфарна и Ионы.

Молодые монах и монахиня стояли на нагретых солнцем белых мраморных ступенях Латеранского дворца и улыбались друг другу, радуясь случайной встрече.

— Как твоя миссия, Фидельма? — спросил Эадульф. — Ты уже встретилась с Пресвятым Отцом?

Фидельма покачала головой.

— Нет, только с епископом. Он назвал себя номенклатором, и он уполномочен рассмотреть мое прошение из Кильдара и решить, нужно ли беспокоить Пресвятого Отца или нет. Похоже, этих чиновников, которые окружают папский престол, даже не волнует, что это личное письмо Его Святейшеству от Ультана Армакского.

— Кажется, ты недовольна.

Фидельма хмыкнула, соглашаясь.

— Эадульф, я человек простой. Я не люблю всю эту суетную пышность и светские церемонии. — Она указала вытянутой рукой на окружавшие их роскошные строения. — Ты помнишь, что сказано у Матфея? Господь учил: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут…» Наша вера проста, и для нас мирские сокровища только застят свет.

Брат Эадульф прикусил губу и покачал головой с ироничным осуждением. Его лицо было серьезно, но взгляд слегка насмешлив. Он знал, что Фидельма не только умна, но и прекрасно образованна, что у нее в подтверждение довода всегда наготове цитата из Писания.

— Римляне берегут эти сокровища не из-за их цены и даже не из-за веры, а потому, что это их история, их прошлое, — возразил он. — Если Церковь призвана готовить человека к иному миру, при этом существуя в мире земном, — то неужели она не должна быть от мира сего, со всей его пышностью и прочим?

Фидельма немедленно возразила:

— Да, но Матфей говорит, что никто не может служить двум господам: можно или любить одного и ненавидеть другого, или же быть верным другому, но презирать первого. Нельзя служить и Богу, и Маммоне. Те, кто живет в этом прекрасном дворце и выставляет напоказ мирское великолепие, видимо, ставят Маммону прежде Бога.

Казалось, брат Эадульф был слегка ошарашен.

— Ты говоришь о дворе Пресвятого Отца? Нет, Фидельма, этот роскошный дворец — не только наследие христианства, но и памятник прошедших веков Рима. Где бы ты ни оказался в Риме, ты стоишь посреди истории.

Фидельма усмехнулась.

— Где бы ты ни оказался, у любого места на свете есть история, и она важна для кого-то, — ответила она сухо. — Я помню, как стояла на голом холме Бен Эдайр, там, где после великой битвы при Габхре было предано земле израненное тело Оскара, сына Ойсина. Я видела груду камней на могиле Айдин, вдовы Оскара, что умерла от горя, увидев тело своего погибшего мужа. И, ты знаешь, сложенные грудой серые камни способны поведать о горестных и славных событиях не хуже, чем этот большой дворец.

— Но посмотри, — с жаром воскликнул Эадульф, указывая на великолепное здание дворца и пристроенную к нему базилику Святого Иоанна. — Это же самое сердце христианской Церкви. Вот уже триста лет здесь обитает наместник Христа на Земле. Здесь в каждом кирпичике, в каждом кусочке мозаики — память веков!

— Да, нельзя не признать — восхитительные постройки.

Эадульф покачал головой, недоумевая, как можно оставаться столь равнодушной.