Покорение Крыма - [53]

После отхода турок к Дунаю участвовавшие в боях под Хотином и в Молдавии едисанцы, опасаясь мести наступавших российских войск, попросили Девлет-Гирея переправить их имущество, стада и семьи к расположенному в устье Днестра Аккерману. Но там в это время зимовала Буджакская орда, которая решительно воспротивилась такому передвижению, ссылаясь на то, что им и свой скот прокормить трудно. Хан был вынужден отказать едисанцам, а те, ожесточившись, ушли за Днестр.

...Бастевик, как велел Веселицкий, остался в Яссах, а Илиасу пришлось возвращаться за Днестр. Но его искания окончились весьма быстро: за Дубоссарами на него наехали отпущенные из русского плена буджаки, связали и повезли в Каушаны к Каплан-Гирею.

Новый хан появился в Каушанах 2 февраля. Здесь его ждали более трёхсот знатных мурз всех четырёх ногайских орд. Презрительно оглядев склонённые головы ногайцев, хан зло воскликнул:

   — Великий султан проклял вас за трусость, показанную в сражениях с гяурами! Но он милостиво даёт вам возможность искупить вину перед Аллахом... Собирайте воинов! И пусть они очистят молдавские земли от солдат Румян-паши.

Неожиданно для хана мурзы воспротивились султанской воле.

   — Мы уже в пятый раз меняем свои жилища! — выкрикнул едисанский Ислям-мурза.

   — Мы истомлены и не имеем сил противостоять русским! — поддержал его едичкульский Саин-мурза.

Одобряя слова соплеменников, мурзы возбуждённо зашумели.

Взбешённый открытым неповиновением, Каплан-Гирей запальчиво кричал на ногайцев, грозил наказать непокорных.

Но мурзы твёрдо стояли на своём:

   — Если турецкие войска не поддержат нас — мы сами на русских не пойдём!..

Брошенные турками, едисанцы в январе отправили султану и новому великому везиру Халил-бею письма, в которых просили защищения от русских армий и предупреждали, что иначе «принуждены будем изыскать более удобный способ к свободному проживанию на своих землях, предавшись России, за что Порта и везир будут отвечать перед Аллахом...». Упрёки Каплан-Гирея свидетельствовали о нежелании Порты внять просьбам ногайцев.

...Строптивость мурз была слишком очевидна и опасна, чтобы хан, стремившийся с первых дней показать себя сильным властелином, оставил её без последствий.

   — Я заставлю вас исполнить волю султана! — вскричал он, взмахом руки подозвал турецких стражников и наугад ткнул пальцем в толпу.

Турки схватили нескольких мурз, тут же публично высекли плетьми, а двоих, особенно рьяно сопротивлявшихся бесчестью, повесили на ближних деревьях. Остальные мурзы не стали ждать наказания — вскочили на лошадей и ускакали в свои кочевья...

Пленённому Илиасу крепко повезло, что буджаки прибыли в Каушаны спустя два дня после казни. Иначе под горячую руку он тоже угодил бы на виселицу. Перепуганный едисанец передал хану все имевшиеся у него письма и, валяясь в ногах, молил о пощаде:

   — Я никому их не показывал... Их никто не видел, кроме вашей светлости.

Каплан презрительно пнул его ногой, велел убираться прочь.

Благодаря хана за милость, Илиас на коленях выполз за дверь, выбежал из дворца, юрко прыгнул в седло и погнал коня подальше от Каушан.

В Яссах он сбивчиво рассказал Бастевику о своих злоключениях, воздал хвалу Аллаху, сохранившему ему жизнь, и замолк, ожидая сочувствия.

Майор, нахмурившись, долго набивал трубку тёмным кнастером, раскурил её от свечи, потом проговорил:

   — Ты, видимо, забыл о братьях, что в нашем плену томятся... Мне нет заботы, что буджаки тебя повязали и к хану привели. Изволь отправляться в орду!.. И пока письма не передашь — не возвращайся!

Илиас враз поскучнел лицом, угодливо согнувшись, попятился к выходу, сжимая в руке заготовленные впрок копии.

А Бастевик, не глядя на него, дёрнул из кубка перо и, зло пыхтя трубкой, принялся писать рапорт Веселицкому...

В донесении Петру Панину Веселицкий, тщательно подобрав слова, обрисовал неудачу всех агентов как поразительное невезение. Огорчённый Панин сначала немного побушевал, потом приказал заготовить новые послания — на этот раз Джан-Мамбет-бею и Бахти-Гирей-султану.

Изрядно отклонившись от образца текста, полученного минувшей осенью из Петербурга, Пётр Иванович лаской и угрозами ещё раз изъяснил ногайцам выгоды отторжения от Порты и невыгоды дальнейшего сопротивления такому шагу. Дряхлеющего Джан-Мамбет-бея он напыщенно величал «вашим высокостепенством», а более молодому сыну покойного Керим-Гирея прямо посоветовал «возвести себя с помощью храбрых и славных едисанцев в ханское достоинство» и пообещал всемерную поддержку в борьбе с соперниками.

В заключение своих посланий он припугнул бея и султана, что подходит время летней кампании, в которую одна часть Второй армии назначена якобы для завоевания Крыма, а другая — к покорению ногайцев. Единственной мерой «к отвращению изготовленного на поражение татар мечом и огнём жестокого удара» являлось, разумеется, отторжение ханства от Порты.

Письма были отправлены в середине февраля. И в те же дни, желая весомее подтвердить свои дружеские намерения, Панин распорядился отпустить в орду ещё одну группу пленных едисанцев.

* * *

Январь — февраль 1770 г.