Покорение Крыма - [52]

В эти же холодные декабрьские дни секунд-майор Бастевик готовил ещё одного агента — пленного едисанца Илиаса. Офицер давно оправился от невзгод и лишений, испытанных во время полугодового пленения, несколько недель находился во Второй армии, но затем по просьбе Веселицкого, очень ценившего Бастевика, был отозван в Киев. Пётр Петрович поздравил его с повышением в чине (указ об этом был подписан 22 августа) и, когда приспело поручение Панина, доверил работу с Илиасом. По замыслу канцелярии советника, Илиас должен был передать письма буджакским и едисанским начальникам Джан-Мамбет-бею, Темир-султан-мурзе, Касым-мурзе и сераскиру Бахти-Гирей-султану.

   — Коль службу сослужишь и ответы на письма привезёшь, то не только сам получишь свободу, но и двух твоих сродственников мы из плена отпустим, — предупреждал едисанца Бастевик, помахивая пальцем перед его носом.

Илиас, испуганно вытягивая скуластое лицо, поклялся выполнить поручение.

Но Веселицкий, убеждённый в плутовском характере всех татар, не поверил этим клятвам:

   — Проследить за ним надобно. А то, не ровен час, отсидится где-нибудь, а потом заявится неизвестно с какими вестями... Придётся тебе, майор, с ним поехать — проводишь до последнего нашего в тех местах форпоста. Перед тем как отпустить, ещё раз напомни о родственниках и припугни, что казнят их, ежели не вернётся. Срок возвращения в Яссы определи в две-три недели... Да, вот ещё что. Помнится, среди твоих тамошних приятелей были молдаване Ламб и Джувелеки.

   — В своё время от молдавских государей при хане крымском агентами состояли, — кивнул Бастевик. — Со многими знатными мурзами дружбу имели.

   — Одного следует послать в орду. Пусть найдёт там среди султанов такого, который у татарского народа в лучшем кредите находится... Честолюбивого... Предприимчивого... И пусть внушит султану мысль о собственном его возведении в ханы. А по возведении — отделиться от Порты и стать независимым государем под российской протекцией.

   — Не всякий татарский султан решится на такое, — качнул головой Бастевик.

   — Султану надобно хорошенько разъяснить, что если раньше крымские ханы возводились и свергались по любой прихоти Порты или по заговору знатных беев, то новый хан, пользуясь поддержкой империи, займёт престол навсегда. А народу, что будет независимый и в дружбе с Россией состоять, мы поможем защитить свою вольность и свободу...

* * *

Январь — февраль 1110 г.

В середине января Попов, Матвеев, Келеверда и Григорьев пробрались заснеженными польскими землями к Днестру, осторожно перешли скованную ледяным панцирем реку и направились в село Оргей, где у Григорьева проживал приятель. От него агенты узнали неожиданную новость: раздражённый прошлогодними неудачами Девлет-Гирея, султан Мустафа лишил хана власти, а на престол возвёл Каплан-Гирея. Кал гой стал Целям-Гирей-султан.

   — И в Крым вам ехать без надобности, — сказал приятель, выскребая со дна миски остатки холодной каши. Облизнув ложку, он кинул её на стол, отёр ладонью висячие усы и, сунув в щербатый рот чёрную корочку хлеба, добавил невнятно: — Все знатные крымцы в Каушаны прибыли... Новому хану присягать будут...

Задуманный Веселицким план действий враз стал бесполезным. Посовещавшись, агенты решили, что ехать всем в Каушаны опасно, ибо в маленьком городке их появление не останется незамеченным.

   — Я один пойду, — сказал Келеверда. — И ваши письма возьму... А покамест меня не будет — вы в Бендеры наведайтесь, разведайте турок.

Утром Келеверда покинул Оргей, за несколько дней — через Кишинёв — добрался до Каушан, подселился к знакомым, от которых узнал, в каких домах остановились нужные ему крымцы.

Всё произошло так, как предсказывал Веселицкий. Ширинский Джелал-бей — с него Келеверда решил начать вручение писем — поинтересовался, кем он послан.

Келеверда ответил нужными словами.

   — Ты сказал, что вас трое. Где ж остальные? — спросил бей, ощупывая агента настороженными глазами.

   — Занемогли от стужи, — не моргнув, соврал Келеверда. — Отлёживаются... А письма свои мне отдали.

   — Покажи!

Келеверда вынул из кармана два письма, но в руки бею не отдал — показал издали.

   — Якши, — дрогнул седой бородой Джелал-бей. — Иди к калге и кадиаскеру... Потом вернёшься и расскажешь мне, как они приняли письма.

   — А твоё слово какое будет?

   — Не торопись... Вернёшься — узнаешь.

Келеверда ушёл.

У других адресатов повторилось то же самое: спросили, откуда прибыл, кто вручил письма. Но от прямых ответов и калга, и кадиаскер уклонились.

   — Скажешь своему начальнику, что калга-султан должен подумать, — изрёк Ислям-Гирей, отдавая письмо.

Келеверда вернулся к Джелал-бею, поведал о состоявшихся встречах.

Тот подумал минуту-другую, потом строго проговорил:

   — Если тебе дорога жизнь — забудь о том, что был у меня. А паше своему передай, что ответа не будет.

Возвратившись в Оргей, Келеверда рассказал обо всём агентам и велел собираться в дорогу:

   — Мы службу исполнили. А что крымцы не захотели ответить — нашей вины в том нет...

Бастевик с Илиасом покинули Киев 3 января. Через Елизаветинскую провинцию они за две недели добрались до Ясс, а там узнали, что Едисанская орда, поссорившись с буджаками, перешла на другой берег Днестра и расположилась в очаковской степи между Днестром, Бугом и Днепром...