Покорение Крыма - [27]

Екатерина плавно повернула голову к старшему Панину, взглядом разрешила начать доклад.

Никита Иванович раскрыл сафьяновую, с золотым гербом, папку и ровным, несколько монотонным голосом стал читать изложение событий, приведших, по его мнению, к войне. Доклад был составлен таким образом, что ни у кого не возникло сомнения в виновности Порты.

   — Нам виновник понятен, — подал голос Орлов, когда Панин закончил говорить. — Но так ли воспримут это европейские державы?

   — Смотря какие, — усмехнулся Никита Иванович. — Ежели Францию брать, так ей что ни говори — всё одно будет.

Екатерина нетерпеливым жестом остановила разговор, кивнула Чернышёву.

Граф — тоже по бумаге — прочитал подготовленное в недрах его коллегии изложение войны России с Турцией во времена императрицы Анны, затем — по другой бумаге — объявил, в каких местах располагаются российские полки и в каком находятся состоянии.

Орлов, побаивавшийся неустойчивой позиции Швеции, предложил не спешить с передвижением войск из северных губерний на юг.

   — Завязнув в боевых действиях в Польше, имея предстоящую кампанию на юге, надобно правильно оценивать положение на северных границах, — предостерёг он, играя бархатистым голосом. — Окружить себя с трёх сторон неприятелями — значит возложить тяжелейшую ношу на армию, на казну, на народ... Не надорваться бы!

Орлов обращался к Чернышёву, но ответил ему Панин:

   — Политические отношения с северным соседом ныне не столь напряжённые, как в прежние времена, и вряд ли шведский король Густав попытается их обострить. Я полагаю, что с его стороны опасности нет.

   — Тогда здесь можно оставить только крепостные гарнизоны, а прочие полки вывести в подкрепление главной армии, — басовито заметил Разумовский, поглаживая рукой обтянутый камзолом объёмистый живот.

   — Не следует спешить, Кирилл Григорьевич, — остерёг его Чернышёв. — Граф Панин смотрит по политической части. А в военной виднее мне!.. (Чернышёв никогда не упускал случая уколоть «жирного борова» Панина). Зная вспыльчивый нрав короля Густава и принимая во внимание близость Петербурга к границе, я предложил бы попридержать тут достаточное войско.

   — Какое? — быстро спросила Екатерина.

   — Для прикрытия с эстляндской, лифляндской и смоленской сторон — не менее двенадцати пехотных и кавалерийских полков.

Панин нарочито громко хмыкнул, а Разумовский промолчал и продолжил утюжить ладонью живот.

Екатерина обвела взглядом присутствующих и с лёгким раздражением спросила:

   — Так какую же войну будем вести, господа Совет?

Молчавший до этого Пётр Панин вставил скрипучим голосом:

   — Наступательную!

Ему поддакнул вице-канцлер Голицын:

   — Надо бы упредить неприятеля.

   — Да, в российские границы впускать турок никак нельзя, — поспешно закивал головой генерал-аншеф Голицын.

   — А ты что скажешь, Григорий Григорьевич? — Екатерина обратила взор на Орлова.

   — Когда доводится начинать войну, — сдержанно сказал тот, — надлежит наперёд думать о конце оной. К чему будем стремиться?.. Цель нужна!.. А коль такой цели не иметь, то кампанию лучше вовсе не затевать и заняться изысканием способов к примирению.

   — Помилуй Бог! О каком примирении вы говорите, Григорий Григорьевич? — изумился вице-канцлер Голицын. — Не принять вызов турок мы не можем! Над нами же вся Европа потешаться будет... Неужто мы так слабы, что даже Мустафе достойно не ответим?.. Нет, нет, войну надобно начинать обязательно! И вести до виктории!

   — Не о том я говорю... — начал замедленно Орлов.

Но Пётр Панин фамильярно перебил его:

   — Желательно, чтобы война закончилась скоро. А к тому имеется токмо один способ — собравши все силы, наступать на неприятеля и поразить его.

   — Вдруг решительного дела сделать нельзя! — резко бросил Орлов, недовольный бесцеремонностью Панина.

   — Зачем вдруг? — поддержал брата Никита Иванович. — Неприятельское войско надобно изнурить и тем принудить султана просить мира. А как изнурить — это вам граф Чернышёв укажет.

Чернышёв не ожидал, что Панин так ловко переведёт разговор на него, — суетливо зашелестел бумагами.

   — Я полагаю, что армию, направляемую на баталии противу турок, надлежит разделить на три корпуса, — продолжая искать нужный лист, сказал он. — Мы можем сейчас определить оные корпуса.

Найдя список полков, Чернышёв хотел было сделать предложения, но Екатерина неожиданно отложила обсуждение военных приготовлений на два дня...

Второе заседание Совета проходило более деловито. Весьма быстро и без споров он постановил собрать две армии: главную — наступательную — числом в 80 тысяч человек и другую — оборонительную — числом в 40 тысяч, в состав которой включался также обсервационный корпус в 15 тысяч человек.

Но когда Чернышёв предложил назначить главнокомандующим Первой армией генерал-аншефа Голицына, а Второй — генерал-аншефа Румянцева, Пётр Панин, рассчитывавший занять одно из двух мест, не выдержал — спросил раздражённо:

   — Почему же Румянцев возглавит Вторую армию?

Никита Панин мягко поддержал брата:

   — Столь заслуженный полководец достоин более видного назначения.

Особой приязни к Румянцеву братья не питали и заботились не о нём. Просто стало очевидным желание «комнатного генерала», как называли Чернышёва Панины, угодить Екатерине: убрать на второй план Румянцева, а Петра Ивановича вообще отставить от военных дел.