Покорение Крыма - [167]

   — Да почему же?!

   — Некоторое время назад Блистательная Порта получила другую декларацию, многим числом татар подписанную и печатями утверждённую. Она противна вашей!

Заявление оказалось неожиданным для Алексея Михайловича.

   — У вас есть татарская декларация?

   — Да... Но другая.

   — И вы можете её показать, как это сделал я?

   — Я не привёз её с собой.

   — Почему?

   — Не считал нужным.

   — Значит, декларации у вас нет?

   — Сейчас нет.

   — Странно получается. Вы не хотите верить тому, что лежит перед вами на столе, но полагаете, что я поверю в существование документа, который не могу прочитать.

   — Я уже сказал вам, что та декларация противна вашей. Я могу послать в Стамбул нарочного — он привезёт... Правда, не раньше двух-трёх недель.

   — Так долго?

   — Сейчас осень — дороги плохие. Раньше нарочный обернуться не успеет.

Обресков задумался... «Конечно, подлые татары могли написать несколько деклараций... Но подписали ли?.. Вполне возможно, что рейс-эфенди просто придумал её, увидев предъявленную мной...»

Алексей Михайлович решил схитрить: согласиться с турком, что такая декларация есть, но обязательно заставить его признать в силе декларацию, присланную Щербининым.

   — Я полагаю, что в Крыму поныне находятся люди, привязанные к Порте и смущающие татар чинением там замешательств, — сказал Обресков. — Но не они есть татарский народ! Их подписи не имеют силы.

Абдул-Резак ответил небрежно:

   — Да, там есть несколько наших агентов, которым татары подали декларацию для доставления в Стамбул. Но именно эту декларацию, утверждённую татарскими начальниками и значительной частью татарской нации, следует считать свободной. А предъявленная вами — сделана под диктовку оружия.

   — Какое оружие? Какая диктовка?.. Татары сами отправили калгу-султана к российскому двору, дабы наиточнейшим образом постановить дело о своей вольности и независимости. Сами отправили!.. И чтоб мой двор имел полную доверенность к тому, что им будет представлено, сей калга был снабжён публичными актами как от хана, так и от всех татарских обществ. Однако её величество, предусматривая, что всё постановляемое с калгой в Петербурге может подать повод злоумышленникам к нареканиям, будто сие сделано под принуждением, предпочла отправить в Крым торжественное посольство. Оно и трактовало формальные акты с крымским ханом и обществом, соображаясь с обыкновениями, принятыми между вольными и независимыми нациями.

Обресков кратко рассказал о ходе негоциации в Крыму, упустив, конечно, острые моменты, и ещё раз подтвердил, что представленная декларация является документом подлинным.

   — Сия бумага подписана ханом Сагиб-Гиреем и всеми знатными крымскими чинами.

   — Вы принудили их это сделать, — продолжал настаивать рейс-эфенди.

   — Это как же можно принудить вольный народ?

   — Оказали давление на татар, которые не смогли против него устоять и отказать России.

Видя, что Абдул-Резак не собирается уступать, Обресков переменил аргументы.

   — В этом пункте мы, кажется, не сможем найти общий язык, — рассудительно сказал он. — Мы говорим, что они были вольны в подписании, вы — что их принудили. Оставим эти споры в стороне и вернёмся к декларации... Она есть!.. Она подписана ханом и высшими чинами!.. Вы отказываетесь признать их подписи подлинными?

Абдул-Резак ушёл от прямого ответа:

   — В делах о татарах я не могу принимать инструментов, подобных этой декларации. Но готов соглашаться и постановлять инструменты, сходные с нашим законом.

   — Да что вы в свой закон упёрлись?! — рассерженно воскликнул Обресков. — Закон что дышло!

(Переводчик Лашкарёв смягчил высказывание тайного советника, а последнюю фразу вовсе опустил).

   — Устав нашей веры не терпит, чтобы два магометанских государя царствовали в одно время, если только они не царствуют в великой друг от друга отдалённости, — вызывающе ответил Абдул-Резак, от которого не ускользнули смущение переводчика и гнев русского посла. — Иначе непременно один должен истребить другого... Аллах повелевает признать за законного государя того, кому он непостижимой десницей своей даёт победу над соперником. Подтверждение же ханов и молитва, совершаемая под именем султана, довольны к соблюдению таковой нашей заповеди.

   — Но по сему расположению нет никакой перемены в прежнем состоянии татар.

   — Напротив, великая разница происходит! Блистательная Порта имела власть избирать и низвергать ханов, могла входить в их политические дела. Теперь же ей остаётся только одно — подтверждение ханов.

   — Но прежде случалось, что Порта низвергала ханов, когда недовольные им татары приносили султану на него жалобы. Разве в будущем этого случиться не может?.. Если Порта удерживает право подтверждения, то вполне возможно, что кучка недовольных татар снова начнёт жаловаться. А разве не может случиться, что Порта откажет в признании избранному народом хану?

   — Блистательная Порта торжественно обещает России всегда признавать любого хана, которого изберёт татарская нация, — выпячивая губу, напыщенно сказал Абдул-Резак. — А вы должны наконец понять, что без прославления в молитвах имени султана, без требования татар инвеституры их ханов этот пункт негоциации мы не сможем преодолеть.