— XIII век, кинжал-хаджар, такой обычно входил в экипировку арабского конного воина. Этот же принадлежал лично Саладину. Саладин, он же великий полководец Салах ад-Дин, он же Юсуф ибн Айюб, является основателем династии Айюбидов, которая в период своего расцвета правила Египтом, Сирией, Ираком, Хиджазом и Йеменом. Вы должны понимать, что обошелся кинжал мне… Ну, неважно во сколько, но достаточно дорого. Подержите в руках. Чувствуете, как в нем кипит сила столетий? Можно только догадываться, сколько жизней он унес, сколько на нем было крови, потому что Саладин не чурался лично вести за собой отряды своих подданных в битвы против крестоносцев.
Честно говоря, я ничего не чувствовал, кроме волнистых узоров под подушечками пальцев. Но, чтобы потрафить старику, важно кивнул, соглашаясь, и вернул оружие владельцу.
— Так вот, возраст, как вы понимаете, у меня уже достаточно солидный, в следующем году 65 стукнет, — продолжил Абрам Моисеевич, которому я с ходу дал не меньше 70. — Родственников в Нью-Йорке у меня нет. Обе сестры разъехались за мужьями, а семьёй я так и не обзавелся. В то же время одному управляться в лавке стало трудно. Я давно задумывался о том, чтобы взять помощника, но это должен быть человек, которому я смогу доверять, и уж точно не мальчик. Отлучаться из лавки я часто не могу, тогда как нередко ситуация складывается таким образом, что нужно куда-то отъехать. Например, сейчас в Лос-Анджелесе меня ждёт покупатель как раз на этот кинжал. Перед покупкой он хочет лично осмотреть товар, а лететь ко мне ему, видите ли, недосуг. Сумма очень приличная, в несколько раз выше той, что я за него отдал. Но я не совсем уверен в надёжности покупателя, поэтому до сих пор оттягивал эту поездку. Теперь же хочу вам предложить побыть в этой поездке моим телохранителем, за это вам перепадет 5 процентов от суммы сделки.
— И сколько это будет в долларах?
— Хм… Вы деловой человек, Ефим. Хотя что я, собственно, вы бы всё равно произвели в уме вычисления, и поняли бы, что общая выручка равняется 10 тысячам долларов. То есть ваши — 500 долларов. Согласитесь, сумма для вчерашнего заключённого немаленькая. А в дальнейшем, если всё пройдёт нормально, я устрою вас своим помощником. Будете выполнять кое-какие мои поручения. Ну как, согласны?
— Почему нет? Предложение и впрямь выгодное. Спасибо, что решились взять меня в дело. Единственное «но» — у меня пока еще нет документов. А без них, сами понимаете, особенно не попутешествуешь.
— Действительно, — опять почесал свой нос Лейбовиц. — Официально вам паспорт никто не выдаст, даже на вымышленное имя, вас сразу же сдадут в полицию. А знаете что, я сведу вас со своим хорошим знакомым. Зовут его Аарон Мендель, тоже эмигрант, правда, из Польши, хотя тогда, когда он уехал, она ещё входила в состав Российской империи, так что и с ним можете говорить по-русски. Он дантист, и его частная практика находится под защитой людей того самого Мейера Лански, о котором я вам рассказывал. Он им платит — они его охраняют. Может быть, Аарон сумеет как-то помочь решить этот вопрос. Вы не против? Тогда я сейчас же с ним созвонюсь из своего кабинета, а вы пока посидите здесь.
Через десять минут Лейбовиц вернулся с торжествующей улыбкой на своих тонких губах.
— Ну что ж, Аарон ждет нас через час, у него как раз в семь вечера закрывается частная практика. И я заодно с вами прогуляюсь, навещу старого знакомого.
Аарон Мендель практиковал в таком же тихом переулке на Амстердам-авеню, недалеко от Центрального парка. По пути я избавился от браунинга, который до этого покоился в кармане пиджака. Не знаю уж, паленый ствол или нет, но лучше не рисковать, тем более у меня имелось свое оружие, на территории США точно нигде не засветившееся. Так что я при первой же возможности зашвырнул пистолет в озерко на территории Центрального парка, который мы миновали по пути к дантисту.
К нашему приходу очередной представитель древнейшей нации успел спровадить последнего на сегодня клиента и помощницу — она же секретарша — и лично встречал нас на пороге своей маленькой клиники.
С Лейбовицем они обнялись как старые друзья, каковыми и являлись, собственно говоря, даже чмокнули друг друга пару раз в щёку, общаясь, похоже, на иврите или вообще на идише. Мне же Мендель учтиво поклонился, на неплохом русском приглашая также проходить внутрь.
— Присаживайтесь, молодой человек, — кивнул он на зубоврачебное кресло.
— Да я…
— Садитесь, я вам говорю. Сначала я должен убедиться, что с вашими зубами всё в порядке, а после этого мы уже и поговорим о ваших делах.
Не сказать, чтобы я панически боялся стоматологов, тем более все болезненные операции в мое время уже проводились под хорошим местным и даже общим наркозом. Но некий трепет я все же испытывал. Сейчас же, глядя на разложенные передо мной на столике инструменты и дедушку бормашин будущего, я невольно содрогнулся. Об анестезии в эти годы вряд ли имели представление.
Опустившись в обитое потертой кожей кресло, я оказался в полулежачем положении. Надо мной вспыхнула яркая лампа, и я невольно зажмурился.
