Поколение iP - [14]
– Простите, вы знаете, сколько стоит четвертый iPhone? – из спортивного любопытства спрашиваю я у бродяги. Я знаю, что худшее, что мне грозит, это молчание в ответ.
– Отвали, пацан.
– Наши реальности точно не пересекаются, – думаю я вслух.
– Сорок тысяч на вибратор с картинками, – бормочет мой собеседник, залезая в урну.
– Видимо, немного пересекаются, – додумываю я уже про себя, отходя в сторону.
Поколение iP отражается во многих зеркалах, хотя мы и сами не всегда осознаем, насколько сильно мы являемся продуктом окружающего мира. Бегство в индивидуальность затруднено, отсрочено на неопределенный срок. Наша сущность – это iPhone – дорогой аппарат в дизайнерской обертке, который имеет одну и ту же начинку. Взгляните, как велика индустрия чехлов (это слово даже не очень подходит для iPhone) – ведь они являются единственным способом для того, чтобы оставить себе хоть какую-то частичку индивидуальности.
В один из дней работы на саммите АТЭС моя коллега несколько часов выбирала себе чехол для iPhone. Оказалось, что вариантов «одежды» для аппарата сотни и тысячи. Есть даже чехлы-мозаики, на которых можно выложить собственный узор. Вот такая сложилась двойственная мода – с одной стороны элитарный клуб для обладателей одинаковых смартфонов, с другой стороны стремление каждого к индивидуальности. Впрочем, по моим наблюдениям первый мотив все же доминирует. Об этом говорит то, что многие носят «голые» смартфоны. Конечно, как же с ними иначе спать?
Не стремятся к индивидуализации своих смартфонов и представители высших слоев общества. Многие успешные бизнесмены пользуются продукцией Apple, зарегистрированы во всех социальных сетях, но при этом едва ли относятся к поколению iP. Это и не удивительно – у них есть секретарша и любовница, им некогда спать еще и с iPhone. Кроме того, цена аппарата для них почти не имеет значения – они не должны беспокоиться о его потере или порче, ведь легко купят ему замену. Это для нашего поколения iPhone означает несколько месяцев работы, длительное откладывание денег или долгожданный подарок от родителей. Как ни крути, субъективная ценность этого вибратора с картинками оказывается значительно выше.
Раньше я часто приходил на одно и то же место в парке около пруда, которое был укрыто от случайных глаз, но в тоже время находилось почти у всех на виду. И вот как обычно я пролезаю сквозь ветки деревьев и вижу, что мое излюбленное место занято. Там сидит какой-то мальчик, хуже того, этот мальчик плачет.
В любом другом месте я, возможно, не стал бы интересоваться у него что случилось, а предпочел бы остаться в стороне. Однако это было мое место, а значит – я чувствовал свою причастность к тому, что здесь происходит.
– Почему ты плачешь? – спрашиваю я мальчика, присаживаясь рядом с ним.
– Уходи, оставь меня в покое, – злится сквозь слезы мальчик, даже не взглянув на меня.
– Я не могу уйти, поскольку это мое место, – спокойно отвечаю я.
Здесь пришло время мальчику удивленно посмотреть на меня.
– Простите, я принял вас за другого… – извиняется он.
– И ты меня прости за то, что потревожил, – отвечаю я. – Просто это мое место для раздумий и здесь обычно никого не бывает, а тут…
– Я не знаю, зачем сюда забрался, – говорит мальчик, вытирая слезы, – просто я хотел побыть один.
– Именно за этим я обычно сюда и прихожу, – улыбаюсь я. – Почему ты плачешь?
– Плачу… потому, что я… потому что я другой, – неразборчиво бормочет мальчик и снова начинает плакать…
– Почему ты другой? – удивляюсь я, – У тебя вроде все на месте – две руки, две ноги. Может, ты болен или с родителями что-то не так?
– С родителями, да, – отвечает мальчик. – Почти у всех ребят в моем классе есть смартфон, а дома у них стоят компьютеры… а у меня, у меня нет ничего. Потому что мои родители не могут себе этого позволить…
– Поверь, это не те вещи, о которых следует печалиться, – отвечаю я после небольшой паузы. Мня очень удивила названная мальчиком причина. «Другой»… это страшно, но я понимаю, почему так произошло.
– Да как же не плакать! – почти кричит мальчик, – Они дразнят меня! А когда не дразнят, то обсуждают игры… а я… ничего не могу об этом сказать. Лучше бы я не рождался.
Категоричность суждений молодого человека меня напугала. Неужели с такими проблемами сталкиваются многие дети?
Мы разговаривали еще полчаса, прежде чем я решился сделать свое предложение.
– Необеспеченность еще долго будет преследовать тебя, – отвечаю я мальчику. – Но сейчас я в состоянии тебе помочь. Держи.
Я вынимаю из сумки конверт, в который упакованы iPhone и зарядное устройство, и протягиваю его мальчику. Он непонимающе смотрит на конверт.
– Там лежит то, что по твоему мнению играет такую существенную роль. Практически новый iPhone. Он не принадлежит мне, но он и не краденный – так что пользуйся, я дарю его тебе.
Мальчик еще несколько минут непонимающе хлопает глазами, потом неуверенно открывает конверт (тот не запечатан) и достает оттуда вожделенный девайс.
– Спасибо, – с сияющими глазами говорит мне ребенок. – А тебе он не нужен? У тебя еще есть?
– У меня нет другого такого, более того, я никогда раньше ничем подобным не пользовался, – качаю головой я. – Я не платил за него, но он не краденый – это подарок. Но тебе он нужнее… Бери.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».