Поклажа для Инера - [41]
Барханы впереди сливались, вырастали, переходя в невысокое нагорье. Верблюд, понукаемый Айнабат, ускорил шаг и вскоре, вытянул шею, побежал, раскачиваясь и нелепо выбросывая ноги. А Боздумана и коня Ахмед-майыла и погонять не надо было.
Ветер, отсекаемый возвышенностью, ослаб – основной поток воздуха проносился пряными запахами трав, а затем и вовсе стих, напоминая о себе лишь все так же летящими в выси ветками, листьями, туманными клубками перекати-поля.
Я, поглядывая по сторонам, выискивая какую-нибудь расщелину, пещерку, чтобы сделать привал, удивленно оглянулся – не может быть: Ахмед ага запел! Негромко, задумчиво, словно и не замечая этого, а может, и действительно не замечая, – лишь для себя, чтобы излить свои мысли. Но ведь запел же! Впервые после стоянки под Тедженом.
Я прислушался к песне Ахмед-майыла. Старик еле слышно выводил:
Над горами туман – туман,
Ветер идет, Бибиджан!
Открой объятья, прижми к груди.
А то замерзну я, Бибиджан!
“Значит, действительно ожил, если поет любимую песню про Бибиджан, – подумал я. – Наверное, вспомнил свою Огулсапар».
Отсюда дорога ведет к Хиве,
Совсем не рядом Хива, Бибиджан!
Черные глаза твои
Не высыхают от слез, Бибиджан!
Он пел о Хиве, а в мыслях уже возвращался, наверное, к своей желанной Огулсапар и, может быть, даже представлял, как, посадив ее на коня, увозит в Пенди.
Ахмед ага поднял голову, увидел, что я, развернувшись боком, смотрю на него, неуверенно улыбнулся. Тронул пятками бока жеребца, подъехал ко мне.
Вдруг, резко вскинувшись, взмахнул руками, точно хотел взлететь, и тут же эхо выстрела гулко прокатилось по долине. И не успело оно затихнуть, не успел Ахмед ага упасть с коня, раскатисто громыхнул второй выстрел. Боздуман взметнулся на задние ноги и пока он заваливался набок, я уже вылетел из седла, распластался на земле. Тяжелая туша моего мертвого жеребца рухнула рядом – пуля попала ему в голову.
“Стреляли справа, – сообразил я. – Судя по всему, один человек. – И тут же вспомнил про усатого на сером коне, который удрал от нас, и о котором предупреждал Хекимберды. – Ах ты, шакал, подстерег все-таки нас!».
Басмач выстрелил еще раз – я успел заметить откуда; оглянулся испуганно: как там Айнабат? Вдруг целились в нее? Но, видимо, стрелявший решил оставить женщину для себя – Айнабат, хоть и соскочила с верблюда и лежала ничком на земле, была вся на виду и попасть в нее при желании было легче легкого.
Раздались еще два выстрела и оба в мою сторону: пули игриво свистнули совсем рядом. Я ответил. Тоже двумя выстрелами, одним за другим, но сразу же опомнился – в магазине осталось лишь три патрона, а запасные обоймы в хурджуне, который придавил Боздуман: не достать. Надо выждать и бить только наверняка.
Враг выстрелил еще несколько раз, но я не откликался. Лежал неподвижно. Долго лежал. Небо уже сплошь затянулось тучами, похожими на грязные черно-серые кошмы, начал накрапывать дождь, потом он заморосил, а мы с басмачом все выжидали.
Он не выдержал первым. Но поступил неосторожно.
– Эй, женщина! – крикнул властно. – А ну подойди к этой собаке, посмотри сдох или нет?.. Иди, иди, не бойся! Я ведь мог сто раз пристрелить тебя и не сделал этого…
Видимо, он решил, что попал в меня, хотя и побаивался – а вдруг притворяюсь?
Послышались медленные неуверенные шаги Айнабат… Подошла.
Не прикрытое паранджой лицо ее было серьезным, губы плотно сжаты. Взгляды наши встретились и Айнабат увидела, что я жив. В ее глазах, только что переполненных страхом и болью, точно два маленьких солнца вспыхнули, – так засияли они от радости.
– Пни его! – повторил свои слова враг.
Айнабат пнула меня в бок – удара я не почувствовал. И вдруг, вместо того, чтобы отбросить мою винтовку, как велели, громко, навзрыв заплакала, закрыв лицо ладонями.
Услышав ее рыдания, мой враг поверил, что я умер и встал из-за укрытия. Вот тут-то я и взял его на прицел. Нажал курок. Басмач упал. И Айнабат упала, одновременно с выстрелом. Вытянулась рядом со мной, уткнувшись лицом в землю.
“Попал или не попал? – мучился я, вглядываясь туда, где был враг. – Может, он тоже решил притворяться?» И никак не осмеливался встать.
А дождь усиливался. Холодные капли его становились все крупней, все чаще попадали за шиворот, отчего по телу пробегали короткие быстрые судороги. “Кажется, не промахнулся», – решил я.
Начал устало подниматься и… Вздрогнул испуганно – с той стороны, откуда мы вошли в долину, нарастал беспорядочный топот многих копыт. “Ах, ты… вот влип: только два патрона осталось!» Я, развернувшись на топот, выдохнул торопливо:
– Айнабат, посмотри, может, у Ахмеда есть патроны…
И не успел договорить, как женщина была уже около трупа старика. “Не успеет», – поглядывая на нее, тоскливо подумал я, потому что в серой пелене разгулявшегося дождя появились, быстро приближаясь, вырастая, темные фигуры всадников. Я вскинул винтовку, прицелился в головного и тут же облегченно засмеялся, опустил оружие.
Конники были, кто в старой красноармейской форме, кто в гражданской русской одежде – басмачи никогда не носили такое. Пятеро. Четыре человека, сдерживая коней, окружили меня – винтовки направлены в мою грудь, лица суровые; пятый подскакал к Айнабат:
В новую книгу известного туркменского писателя Агагельды Алланазарова вошли роман “Тюлень” и несколько новелл.Роман возвращает нас к теме Великой Отечественной войны. В центре повествования — судьбы главных героев — немецкой девушки Берты и советского офицера Балкана, их бескрайняя любовь.Произведениям Агагельды Алланазарова присущи искренность, самобытность, философское осмысление и национальный колорит.Текст в качестве рукописи.
Новый роман писателя Агагельды Алланазарова “Жаркое лето Хазара”, став одним из бестселлеров туркменской литературы, вызвал у читателей бурный интерес. Роман не является историческим произведением, но он и не далек от истории. В нем широко освещены почти уже ставшие историческими события недавних лет. Читая книгу, ощущаешь раскаленную температуру Хазара — всей страны. На примере предыдущих произведений — рассказов, повестей, романов — читатели уже имели возможность убедиться в том, что талантливый писатель Агагельды Алланазаров может виртуозно плавать среди бурных волн человеческой души.В новом произведении писателя переход страны от одного общественного строя к другому получил художественное воплощение через драматические события жизни героев.Попавшую в шторм гордую семейную лодку Мамметхановых так кидает из стороны в сторону, что, кажется, она вот-вот ударится о скалу и развалится на части, а ее пассажиры полетят из нее в разные стороны.
Автор воссоздаёт события начала ХХ века, рассказывая о том, как населявшие южные районы Туркменистана наполовину кочевые семьи принимали новую советскую власть, о колхозном строительстве и тяжёлой судьбе тех людей, которые подвергались репрессиям, унижениям и которых ссылали в далёкие края. «Очаг» представляет собой не до конца раскрытые и не полностью отражённые в произведениях страницы истории жизни не только туркменского, но и многих других народов прежнего Союза, волею жестокой судьбы разбросанных по всей стране.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.