Поклажа для Инера - [25]

– Нет! – не соглашаясь, покачал я головой. – Повезем женщину в Хиву.

И повернувшись, начал спускаться с бархана.

Ахмед-майыл, не отставая, шагал рядом. Упрашивал согласиться.

Потом стал предлагать: ладно, давай, мол, сделаем по-другому – скажем Арнагельды, что доставили женщину родственникам в Хиву, не будем говорить, будто она вышла замуж, а сами отдохнем в Теджене столько, сколько надо, чтобы доехать до Хивы и обратно. Потом с подарками вернемся в отряд: вот-де, командир, приказание выполнили, подтверждение привезли.

– А Айнабат? – не оборачиваясь, спросил я едко.

– Что Айнабат? – удивился Ахмед-майыл. – Я же говорю: отдадим ее Нурсолтан, та пристроит женщину, не беспокойся. Главное подтверждение привезти. Думаешь, Арнагельды проверять станет? Когда он еще в Хиву попадет, да и попадет – где эту самую Айнабат искать? Город большой, область – еще больше. И время Арнагельды откуда возьмет, не до женщины какой-то ему там будет… – И, разозлившись на мое молчание, выкрикнул возмущенно. – Не будет, не будет он ее искать! Кто она ему: дочь, племянница, родственница? Что он кормил ее, поил, она в его доме жила?

Я ожег через плечо таким взглядом, что Ахмед-майыл даже отшатнулся, руки вскинул, точно заслоняясь от удара. Но через некоторое время опять окликнул меня:

– Максут, а Максут… – теперь голос был неуверенный, просящий. Ты сказал: большой привал сделаешь. Отпусти меня в Теджен хотя бы до вечера. Загляну к Халыку и к ночи вернусь. А? Ну чего я тут буду без дела торчать весь день, когда совсем рядом – друг.

Я отрицательно покачал головой, и вдруг меня прямо-таки в жар бросило: ведь мы останемся с Айнабат одни! Может, удастся с ней поговорить, работу какую-нибудь придумаю, за общим делом люди сближаются. Да мало ли… одни ведь будем, ну как словом-другим не перемолвиться: спрошу – она ответит, историю какую-нибудь расскажу, Айнабат в ответ что-нибудь расскажет…

– Хорошо, – я остановился, повернулся к напарнику притворно расстроенное, но понимающее лицо. – Друга надо навестить… Но чтобы в сумерках ты был здесь!

Ахмед-майыл чуть не подпрыгнул от радости.

– Спасибо, Максут. Можешь быть спокоен, не подведу! – Кинулся со всех ног обратно. И почти тут же проскакал мимо меня на своем жеребце.

Когда я вышел из зарослей к колодцу, Ахмед-майыл уже сидел в седле. Даже завтракать не стал, чай не попил – чудеса!

– Говоришь, там Теджен? – И нетерпеливо посмотрел в ту сторону, куда я показывал с вершины бархана. Я кивнул. Ахмед-майыл гикнул, взвизгнул, ударил коня пятками. Взметнулась пыль, затрещали кусты, и напарник мой исчез.

Мы с Айнабат остались вдвоем. Поели. Молча. Попили чай. Молча. Стал рассказывать о себе. Отвернулась. Сказал, что надо запастись водой – наполнить все бурдюки, все посудины. Айнабат молча встала, пошла к верблюду. Наполнили водой все, что можно было. Айнабат отвязала веревку от упряжи верблюда и тут же села в тень куста. Опять нахохлилась под паранджой – не шевельнется.

Я тоже отыскал тень под кустом напротив, бросил потник, лег, чтобы поразмышлять и, если удастся, вздремнуть – ведь ночью новый длинный переход. Сквозь прищур наблюдал за Айнабат: как бы ее расшевелить?.. Может, обидеть? Пусть возмутится, накричит на меня или хотя бы расплачется – лишь бы не молчала, лишь бы… Хоть характер ее узнаю. Правда, характер этой женщины, пожалуй, представляю: спокойная, умеет держать себя в руках – как она около Кушки посмотрела на меня небоязливыми глазами, как медленно, с достоинством сняла с куста паранджу, не спеша надела ее. Этим и понравилась. И еще лицом, конечно, телом, изгибом рук, волосами, черными и текучими, как ночь. Ах, Айнабат, Айнабат… Посмотрел: сидит в той же позе, хотя тень уже уползла, открыв женщину, – солнце поплыло к закату.

– Айнабат, – окликаю ее и жду, когда отзовется. От волнения сердце забилось учащенно – пришла мысль, что и она думает обо мне.

Женщина, не поднимаясь с корточек, повернулась спиной.

Я удержал вздох, встал. Потоптался, пошел проверить коня.

Все спокойно. Боздуман сосредоточенно пощипывал редкую сухую траву. Увидев меня, заржал негромко: пора бы, дескать, хозяин и попить мне.

– Сейчас, сейчас, потерпи еще немножко.

Я взбежал на бархан, вгляделся в сторону Теджена. Нет, не видно ни далекого всадника, ни даже приближающегося облачка пыли – не торопился возвращаться Ахмед-майыл, хотя по горизонту уже накапливались легкой дымкой сумерки.

Старый обманщик. В таком возрасте и не хозяин слову! – обозлился я. – Придется из-за него выходить поздно ночью!».

Спустился к Боздуману, развязал путы на его ногах и, не оглядываясь, направился к колодцу; конь, обдавая затылок теплым дыханием, шел вплотную за спиной.

Айнабат, к моему удивлению, хлопотала у костра, готовила ужин. Я обрадовался, но сделал вид, будто ничего особенного не вижу: хмурился, вел себя по-хозяйски, как и положено мужчине. Напоил Боздумана водой, которую вместе с Айнабат заготовили днем. Теплая, но свежей доставать не хотелось – надо отвлекать женщину от дела, звать, чтобы помогла.

Поужинали. И, конечно же, молча. Но сейчас мне было не до разговоров. Я все время прислушивался, не возникнет ли вдали мягкий беспорядочный топот коня Ахмед-майыла. Ничего похожего… А вечер стремительно накатывался, так же стремительно переходя в ночь. И вскоре совсем стемнело. Только затухающий костер отгонял шага на два тьму, которая за этим круглым пространством красноватого света, казалась еще более плотной, совсем черной.