Показания мальчика из церковного хора - [4]

— А больше вы ничего не слышали?

— Кто-то пробежал.

— До трамвая?

— Да, потому что жена спала, а я как раз в эту минуту собирался приготовить кофе на плитке.

— Бежал один?

— Пожалуй, скорее, бежали двое…

— Не скажете, в каком направлении?

— Шторы были опущены… Они скрипят, когда их раздвигаешь, поэтому я и не взглянул.

То был единственный свидетель, показывавший в пользу Жюстена. В двухстах метрах отсюда находился полицейский пост, но дежурный агент не видел машины.

Можно ли допустить, что убийца, убежав, через несколько минут вернулся за своей жертвой и унес ее, не привлекая ничьего внимания?

Досаднее всего то, что появился новый свидетель, который только пожимает плечами, когда ему говорят об истории с мальчиком. Место, которое указал Жюстен, находилось как раз напротив дома шестьдесят один. Инспектор Тиберж побывал там накануне, а Мегрэ, который никогда и ничего не оставлял непроверенным, теперь, в свою очередь, позвонил в дверь. Было лишь четверть восьмого, но комиссар решил, что сюда можно явиться и в такой ранний час.

Усатая старуха, приоткрыв дверной глазок и расспросив Мегрэ с пристрастием, впустила его в квартиру, где приятно пахло свежим кофе.

— Пойду узнаю, сможет ли вас принять господин судья…

Весь дом занимал судья в отставке, живший на ренту. Жил он один, если не считать служанки. В комнате, выходившей окнами на улицу — должно быть, гостиной, — послышалось шушуканье, потом старуха вернулась и сердито бросила:

— Входите… да ноги вытирайте, пожалуйста, вы ведь не в конюшне.

Нет, это не была гостиная, а довольно большая комната, смахивающая и на спальню, и на рабочий кабинет, и на библиотеку, и, пожалуй, на сарай, потому что здесь были свалены в кучу самые неожиданные предметы.

— Вы пришли за трупом? — с издевкой спросил кто-то, и комиссар даже отпрянул.

Голос доносился со стороны камина — около него, в глубоком кресле, сидел высохший старик. Ноги его были закутаны пледом.

— Снимайте пальто. Я очень люблю тепло, а вы здесь долго не вытерпите.

И в самом деле: старик держал каминные щипцы, которыми он орудовал, умудряясь извлекать из поленьев яркое пламя.

— А я-то думал, что с моих времен полиция усовершенствовалась и научилась остерегаться свидетельских показаний детей. Дети и девушки — вот самые опасные свидетели, и когда я был судьей…

Он был одет в теплый халат, и, хоть в комнате было жарко, шея его была обмотана широким шарфом.

— Итак, напротив моего дома, говорят, совершилось преступление. Не правда ли?.. А вы, если не ошибаюсь, знаменитый комиссар Мегрэ, которого послали в наш город для реорганизации оперативной группы? — проскрипел старикашка.

Весь он был какой-то озлобленный, неприятный, полный едкой иронии и вдобавок вел себя крайне вызывающе.

— Итак, милейший комиссар, вы обвиняете меня в заговоре с убийцей, и я с глубочайшим сожалением сообщаю вам, как я вчера уже сказал вашему молодому инспектору, что вы на ложном пути. Вам, конечно, известно, что старики спят мало, что есть даже люди, которые всю жизнь очень мало спят… Так было с Эразмом[1] и с господином, известным под именем Вольтер[2].

И он с явным удовольствием посмотрел на полки, забитые книгами и поднимавшиеся до самого потолка.

— Так было со многими, да, впрочем, откуда вам знать… Короче говоря, в течение последних пятнадцати лет я сплю ночью не больше трех часов и вот уже десять лет с лишним, как ноги отказались служить мне… Впрочем, мне и ходить-то некуда.

День и ночь торчу я в этой комнате, окна которой, как вы можете убедиться, выходят прямо на улицу. С четырех часов утра я уже сижу в кресле, с ясной головой, поверьте мне. Я мог бы даже показать вам книгу, которую я вчера утром штудировал… Впрочем, речь в ней шла о греческом философе, а это, полагаю, вас мало интересует. И если бы событие, вроде того, о котором рассказывает вам мальчишка, наделенный весьма живым воображением, произошло под моим окном, уверяю вас, я бы это заметил… Ноги у меня, как я уже говорил, не те, что прежде… Но на слух я пока не жалуюсь… Наконец, я от природы довольно любопытен и интересуюсь всем, что творится на улице, и, если вам угодно, могу в точности указать время, когда каждый продавец проходит мимо моего окна, направляясь в лавку.

И он с торжествующей улыбкой смотрел на Мегрэ.

— В таком случае, вы, разумеется, слышите, как Жюстен проходит мимо вашего окна? — спросил комиссар с ангельской кротостью.

— Ну конечно.

— Видите и слышите?

— Не понимаю!

— В течение полугода, а пожалуй, и больше в шесть часов утра уже светло… Ведь мальчик — как летом, так и зимой — поет в церковном хоре с шести часов утра…

— Я видел, как он проходит мимо.

— Отлично! И поскольку дело касается события ежедневного и регулярного, как первый трамваи, вы несомненно должны были обратить на это внимание.

— Что вы хотите этим сказать?

— А то, что, например, если заводской гудок ревет ежедневно в один и тот же час или один и тот же человек проходит перед вашими окнами с точностью часов, то вы, естественно, говорите себе: «Ага, сейчас столько-то времени». А если в положенный час гудок молчит, то вы отмечаете: «Сегодня воскресенье». А если человек не пройдет, вы говорите: «Что-то с ним случилось, уж не заболел ли?»