Покаяние пророков - [18]

Комендант неожиданно склонил голову, молча налил себе полстакана самогонки и попробовал запеть на испанском, но лишь сдавленно засипел, махнул рукой и выпил.

— Голос был удивительный. — Утер кулаком слезы. — А сама так прекрасна!.. Маленькая, миниатюрная, но тело в совершенных пропорциях. Взял бы на руки и не спустил больше на землю… И, прошу заметить, носила только набедренную повязку — одежды у талантов давно не было, да она там и не нужна… Никогда больше не встречал такой красоты! Я ждал сначала прилива, потом отлива, считал минуты, когда она придет, и лишь наблюдал за ней, иногда с небольшого расстояния… И так страдал! Но даже не мог подойти к ней и заговорить, инструкции были очень строгие. Она тоже меня видела, я не прятался… И вот однажды сама прибежала ко мне взволнованная и сказала, что движется тайфун, мне надо спасаться, иначе я погибну в своей хижине. Никаких предупреждений о тайфуне не поступало, и я сначала не поверил, но таланты, эти дети природы, чувствовали приближение разрушительной стихии, как звери… В общем, мы побежали в глубь острова и спрятались в небольшом гроте. Бурю пересидели прижавшись друг к другу, и когда утихло, нам не захотелось выходить…

— Счастливый ты человек, Кондрат Иванович, — грустно позавидовал Космач, воспользовавшись паузой. — Такая содержательная жизнь… Только про это вроде бы сериал показывали? Испанский?

— Ты что, какой сериал? Это все из личной жизни прапорщика Гора!

— Тогда да, приключения у тебя, как у Робинзона.

— Ну уж на хрен такие приключения! — неожиданно зло отозвался Комендант и допил остаток из горлышка. — Нет бы подождать, присмотреться, а я на следующий день побежал и доложил по команде, мол, так и так — строго у нас было. Начальство вдруг признает мою адаптацию к среде успешной и дает добро. Я на крыльях! Новую хижину вместе построили, до прилива по джунглям червей всяких, улиток собираем да едим — она поет, после отлива водоросли, потом всю ночь у нас любовь с ней — она все поет. На сезон дождей пещеру оборудовали и перебрались туда — красота! Месяц все это гуано едим, я песни слушаю, второй едим — слушаю. Когда один был, снабжали и консервами, и хлебом, и фруктами. Кофе по утрам пил! Тут же ничего не дают по соображениям конспирации. Сразу подозрение, откуда взял?.. Но главное не это, конечно. С ней ведь не о чем говорить! У меня к тому времени десятилетка была за плечами и два года специальной подготовки. Она же, кроме еды и любви, ничего больше не знает и знать не хочет… На пятый месяц наконец-то к словам ее песен прислушался — поет про червяков, про водоросли, ну и про это самое, конечно, открытым текстом! Мой любимый, овладей мной, и у нас родится красивенький сыночек, а я ему соберу самых вкусных червячков… В общем, как у чукчей… А в семейной жизни, Юрий Николаевич, важен душевный разговор. Общение!.. Ты не обижайся, но о чем ты, кандидат наук, станешь разговаривать со своей девушкой из красноярских джунглей?

— Да мы бы нашли о чем. — Сморенный теплом и самогоном Космач чувствовал благодушие.

— Месяца на три нашли бы, а потом взвоешь. Это я как мужик мужику говорю. Тебе нужна жена с образованием и соответствующим развитием. Знаю, скажешь, принцип сообщающихся сосудов? Ничего подобного! Темнота и дикость — вещи заразительные и имеют высокий энергетический потенциал. Не заметишь, как у самого начнется деградация. Через полгода жизни с красавицей Любой я стал замечать, что водоросли не такие уж и гадкие и петь хочется о том, что вижу.

— Может, это и неплохо, Кондрат Иванович?

— Неплохо? — возмутился тот.

— Мы ведь к тому и пришли: живем, как на острове, разве что червей не едим. Ты же мог уехать в цивилизованную Германию? Мог. А уехал в дикие Холомницы.

— Ты теперь знаешь, почему я уехал. — Комендант несколько сбавил напор. — Да и не про меня речь. Ты молодой, сорока нет, в девках засиделся Промахнешься в первый раз, во второй жениться будет поздновато. Послушай меня, присмотрись! Может, она проникла к тебе в крепость, чтоб головенку смахнуть, как Юдифь Олоферну?

— Лет десять присматриваюсь, хватит.

— Та, что первая приезжала, — вот тебе пара была. Мы с ней на скамеечке посидели вечером, поговорили… Как звали ее? Наталья Сергеевна?. Вот с кем можно в хижину, на берег Карибского моря. Умная женщина, развитая.

— Слишком умная! — усмехнулся Космач. — Вот с такой-то как раз и пропадешь. Что на острове, что в скиту.

— Да что ты понимаешь? — обиделся Комендант. — Ну, женись на своей необразованной кержачке. А я посмотрю, как ты через полгода взвоешь.

— Моя кержачка сдала за десятилетку и владеет четырьмя языками. Это не считая русского и английского. Правда, английский она наверняка забыла.

Кондрат Иванович изумился, вытянул губы трубочкой. Он считал себя чуть ли не полиглотом, хотя Космач слышал лишь песни на испанском, некое бормотанье на немецком и то по пьяному делу. Больше он пел на русском «Куба, любовь моя…».

— Ну и какие, например?

— Древнегреческий, арабский, арамейский. Ну и древнерусский.

Комендант и глазом не моргнул, разве что чуть подзатянул паузу.

— Сбегай к Почтарю и принеси еще один флакон. Я бы сам, но он опять отравы даст… А я тебе другую историю расскажу!