Покаяние - [5]

Как в светлом царстве тёмный луч.

Ни муз, ни сказок. Безысходность.

Бракосочтение с бедой.

Поэт-скупец пришёл в негодность,

Закрыл глаза ночною мглой

И видит сон о вдохновеньи,

О юной умершей любви.

Как будто нет в аортах лени,

Сгущающей поток крови.

Сон будет краток — бесконечность,

А после — миг — и всё пройдёт.

Когда на полную по встречке,

А впереди старуха ждёт;

Когда остывший чай отравлен

Годами, прожитыми вскользь…

Поэт почти что обезглавлен

Строкой по жизни наискось.

Что впереди, что за плечами?

Безумный бег в слепую даль.

Но вместо золотой медали,

Нам дали утром в лужах сталь.

Что сделано, что будем делать?

Кто виноват, кто не причём?..

Лень потихоньку точит тело,

Дряхлеет сердце день за днём.

ЗАПОЙ

Я вышел из комы. Гитара разбита.

Страницы в тетрадях уже отцвели.

Жара уже спала, но окна открыты,

И запахи гроз в мои стены вошли.

И шепчется дождь (когда в комнате тихо)

О прошлых ошибках, молчанье пера.

В вишнёвом саду разрослась повилика,

На дичке давно облупилась кора,

Трава во дворе уже выше колена,

Собака худая скулит на цепи.

Без рук человечьих потрескались стены,

И что-то исправить, — желание спит.

Я вышел из комы. Срока за строкою, —

Дыхание муз ещё склепом разит.

За крепким напитком дрожащей рукою

Я вновь потянусь… и измажусь в грязи.

И мутным испуганным взором окину

Извечный бардак в отупевшей главе.

Я снова не выберусь из паутины

И спать упаду в лопухах во дворе.

«Голый на кухне холодной…»

Голый на кухне холодной,

После скандалов любви,

Я молодой, но не модный…

Душу ты мне не трави!

Не горячись понапрасну

И не клянися ты мной.

Я постаревший, но страстный,

С не поседевшей главой.

Сколько верёвке не виться,

Шея поплачет о ней.

Надо же было родиться

Мне среди пасмурных дней!

Ты мне нагадана миром.

Я и не гад, и не свят.

В светлой холодной квартире

Я написал наугад

О не сложившейся роли,

О не сбывшемся сне.

Драки, сердечные боли:

Всё это плачет по мне.

Плакал и я, напиваясь.

Кто эти слёзы поймёт?

Поэт, не достигнувший рая,

В ад его бес не возьмёт.

Нет на таких, нынче, моды:

Голым не сыплют салют.

Совесть времён и народов,

Коих народы не чтут.

«Год молчанья и измен …»

Год молчанья и измен —

Обычный год.

Воет ветер перемен,

Осушая пот

Липкий после сна.

Запах этих стен

До рвот

Надоел совсем!

Вот-вот,

Я сойду с ума.

Что во мне не так?

Как быть?

За какой пятак

Пропить

Виды из окна?

Мне бы Божий знак

Забыть!

Я не знаю, как

Решить

Формулу вина.

«Безумие накрыло эту полночь…»

Безумие накрыло эту полночь.

Зима тревожно спит, не видя сны.

В который раз прошу у Бога помощь,

Кляня себя за тяжесть всей вины.

В который раз я ленью измордован

В бетонной клетке комнаты чужой.

В который раз твержу я это слово,

Которое не пустит снова в бой.

А я почти убит и похоронен —

Живой мертвец с истлевшею душой.

Печаль-тоска в бокале не утонет,

И ласки девушек мне не дадут покой.

И Истина мне не даёт вернуться

Туда, где ещё верят мне и ждут.

И шансы, словно струны, звонко рвутся;

И все мосты за мною снова жгут.

И я уж не метаюсь, я спокоен.

В который раз с тоскою жду конец.

Как богатырь, который вечно болен,

Как совестью израненный подлец.

И, может быть, я не вернусь обратно.

Зима проспит пришествие весны.

Я всё равно буду просить не внятно

Прощение за тяжесть всей вины.

«Душа переболела и остыла…»

Душа переболела и остыла,

Меж двух дорог свернула не туда.

Меж небом и землёю бродит сила.

Но тщетно вилами рисуется вода,

И хмурится, порою, подсознанье.

Потомков памяти невольные стихи

Слагает дух, ушедших на закланье

По лунной тропке, на лице реки.

Душа уж и не вспомнит, как устала,

Когда горела. И мольба

Меж небом и землёю затерялась,

Как родина казнённого раба.

Пока ещё не приняты уставы,

Дела потомков всё ещё плохи.

Но уж трубит десятою октавой

Безумный гений музы и строки.

Проснётся, может быть, ещё свобода,

Когда меж строчек сбудется судьба.

Пройдёт, быть может, год за годом,

И доберётся к небесам мольба.

«Всё это странно и нелепо…»

Всё это странно и нелепо.

Для Вас, читатель, я — поэт.

Но я могу поклясться небом

В том, что меня на свете нет!

Нет, не любил я, не любимый!

Нет, не бросал стихи в огонь!

Весь путь, наигранный и мнимый,

Мне не ложился на ладонь!