Пока живы — надо встречаться - [43]
Лузгин, ожидавший побега как спасения, сильно заволновался, услышав какое-то хождение. Люди тайком в темноте пробирались к дверям, куда-то уходили, и никто еще не вернулся.
«Уходят, — мелькнула тоскливая догадка. — С меня с живого Джевус сдерет шкуру».
Он тут же спустился на первый этаж, в нерешительности остановился в коридоре у окна. Из общей палаты кто-то вышел. Лузгин напрягся, вглядываясь, вслушиваясь. В темноте послышался условный стук в дверь. Интуиция подтолкнула его. Дверь приоткрылась, и Лузгин следом за неизвестным проскользнул в раздаточную.
В комнате было людно. Под потолком горела тусклая лампочка. Окно завешено одеялом. Из квадратного проема в полу, к удивлению Лузгина, показался бородатый человек, вдохнул разок-другой и опять скрылся. У печи, откинувшись головой к стенке, сидел с белым как снег лицом музыкант Ломакин. Из-под пола выбрался высокий блондин и, пошатываясь, мотал головой. Находившиеся в комнате люди стояли в нерешительности, растерянно поглядывая друг на друга. Воспользовавшись их замешательством, Лузгин быстро просунул туловище в дыру и, оказавшись в тесном, заполненном людьми подвальном коридорчике, пополз наобум, прямо по головам и спинам, не видя ничего перед собой. Люди, ругаясь и ворча, отталкивали его от себя, тем самым помогая пробираться вперед. Кто-то в сердцах двинул Лузгина кулаком, кто-то злобно проворчал:
— Куда пре-ешь?!
Но Лузгин лез и лез и, только зацепившись за какой-то железный угол, остановился. Но в этот момент вдруг все пришло в движение. Он опять пополз вперед и через некоторое время очутился в тесной и душной норе, которой, казалось, не будет конца. Так он двигался, пока не уткнулся в чьи-то сапоги. Он лежал плашмя, впритык, ни повернуться, ни подняться. Он слышал стоны, и ему казалось, что он задыхается. Но в тот же момент откуда-то потянул освежающий ветерок, и вместе с ним все опять пришло в движение.
Иван Беда тоже продвигался по туннелю к выходу. Он все еще не мог прийти в себя после работы в забое, откуда его с трудом вытащили в обморочном состоянии. Три дня у него держалась температура, а голова и теперь все еще казалась свинцовой. Вчера Роман предупредил: «Вначале уходят командиры и те, кто в первую очередь окажется на подозрении. Потом — активисты. Набирай группу из десяти человек».
«А ведь я тоже имею право на выход первым», — хотел сказать Иван, но, подумав, что порядок есть порядок и что его надо придерживаться, смолчал.
В свою десятку кроме тех, с кем Беда работал в одной пятерке, он решил взять Ювеналия Касько, тихого, скромного врача-лечебника. С ним прожил страшную зиму в одной комнате. Затем Мишку Ларина, ветеринарного фельдшера, отличного парня, служившего с ним в полку. Да еще троих, бывших пациентов, теперь выздоравливающих. Один из них — Ванюшка-десантник, недавно захваченный в плен уже на правом берегу Днепра, во время наступления. Вторым был Григорий, бывший полковой ветврач. А третий — Семен, колхозный тракторист, которому он руку спас от ампутации.
В самый последний момент перед выходом Беда каждому из них сказал:
— Возможно, нам удастся вырваться отсюда. Согласны идти со мной?
И вот теперь медленно, ползком, по-пластунски, продвигались по туннелю вперед. Беда думал о том, как же быстро набился подкоп людьми, совершенно не привыкшими так долго находиться без воздуха. И случись с кем обморок, вся эта узкая горловина длиной почти в девяносто метров может стать братской могилой. Представив себе, какая может произойти страшная катастрофа, он приказал напирающим сзади:
— Держите дистанцию! Передайте по цепочке…
Напирать перестали. Он облегченно вздохнул, почувствовал потянувшийся по туннелю освежающий ветерок.
«Первая группа ушла», — передали по цепочке бодрящую весть.
По расчетам Ивана Беды, он прополз метров пятьдесят. Значит, от свободы его отделяют всего какие-то десятки метров.
Как только Семен Иванов плоским обоюдоострым штыком вспорол верхний травянистый пласт, он услышал шаги. В десяти метрах от него вдоль проволоки неторопливо шел охранник.
— Т-с-с, — присев на корточки, приставил палец к губам Семен.
Выждав немного, он чуть высунулся. Охранник направился по сторожевой тропе в сторону первого блока. Сейчас он дойдет до пулеметного гнезда на углу и повернет обратно. Надо подождать, пока он удалится в противоположную сторону, туда, подальше к главным воротам. «А что, если?..» — Иванов сжал штык и уже мысленно представил, как снимет охранника.
Шепотом поделился своим планом с Игнатом Стасюком.
— Провалишь всех, — едва слышно прошептал тот.
На сторожевой вышке включили прожектор, и яркий луч скользнул по колючей проволоке к главным воротам.
Семен вылез на поверхность и, сжимая в левой руке конец солдатской обмотки, бесшумно пополз по мокрой, пахнущей дождем земле. По-пластунски преодолел кремнистую дорогу и скатился в кювет. На какое-то мгновение мелькнуло небо с рваными облаками. По тропе влево все дальше уходил охранник. Вышкарь выключил прожектор.
Семен Иванов, дернув за конец обмотки, подал сигнал, а сам, пригибаясь к земле, помчался через плац к водонапорной башне, чтобы затем взять левее, к лесу, и там сделать проходы в колючей проволоке.
Научно-популярный очерк об основных этапах освоения Сибири и Дальнего Востока.Большое внимание в очерке уделено освещению походов Ивана Москвитина, Василия Пояркова, Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Витуса Беринга, Геннадия Невельского и других русских землепроходцев и моряков.Институт военной истории министерства обороны СССР.Рассчитан на широкий круг читателей.
Наше Отечество пережило четыре Отечественные войны: 1612 г., 1812 г., 1914 г. (так называлась Первая мировая война 1914–1918 гг.) и Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.Предлагаемый читателю исторический труд посвящен событиям 1612 года, 400-летие которых отмечается в 2012 году. С 2005 г. в память об этих событиях, сплотивших народ, 4 ноября отмечается как всенародный праздник — День единения России.В книге раскрываются военные аспекты национально-освободительной борьбы нашего народа против польской и шведской интервенции начала XVII в.
Русско-японская война 1904–1905 гг. явилась одним из крупнейших событий всемирной истории — первым жестоким вооруженным столкновением двух держав с участием массовых армий и применением разнообразной сухопутной и морской боевой техники и оружия. Она явилась, по существу, предвестницей двух мировых войн первой половины XX в.: воевали две страны, но в политических и экономических итогах войны были заинтересованы ведущие государства Запада — Великобритания, Германия, США, Франция. Этот геополитический аспект, а также выявленные закономерности влияния новой материальной базы вооруженной борьбы на развитие стратегических и оперативных форм, методов и способов боевых действий по-прежнему обусловливают актуальность исторического исследования Русско-японской войны. На основе исторических документов и материалов авторы раскрывают причины обострения международных противоречий в Дальневосточном регионе на рубеже XIX–XX вв.
Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.
В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.
Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.
Перед вами дневники и воспоминания Нины Васильевны Соболевой — представительницы первого поколения советской интеллигенции. Под протокольно-анкетным названием "Год рождение тысяча девятьсот двадцать третий" скрывается огромный пласт жизни миллионов обычных советских людей. Полные радостных надежд довоенные школьные годы в Ленинграде, страшный блокадный год, небольшая передышка от голода и обстрелов в эвакуации и — арест как жены "врага народа". Одиночка в тюрьме НКВД, унижения, издевательства, лагеря — всё это автор и ее муж прошли параллельно, долго ничего не зная друг о друге и встретившись только через два десятка лет.
Эта книга о Леопольде Антоновиче Сулержицком (1872–1916) — общественном и театральном деятеле, режиссере, который больше известен как помощник К. С. Станиславского по преподаванию и популяризации его системы. Он был близок с Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым, М. Горьким, со многими актерами и деятелями театра.Не имеющий театрального образования, «Сулер», как его все называли, отдал свою жизнь театру, осуществляя находки Станиславского и соотнося их с возможностями актеров и каждого спектакля. Он один из организаторов и руководителей 1-й Студии Московского Художественного театра.Издание рассчитано на широкий круг читателей, интересующихся историей театра.
Автобиографический роман «Здравствуй, молодость!» о молодежи 1920-х годов.