Пока живешь... - [5]

Четыре минуты в неделю

ВОПРОСЫ НА КЛАДБИЩЕ

По бревнам моста, как по клавишам,

несли с пирожками пакет

два сына со мною на кладбище

(четыре и девять лет).

Нетрудно погостище в Колпино

найти — с электрички налево.

А там уже смерти накоплено

с японской войны и холеры.

Шагали беспечные мальчики,

мои дорогие шагали,

играли растерзанным мячиком

и спрашивали о Шагале.

—  А как это дяденька с тетенькой

без крыльев летали над Витебском?

— Там кнопка, а выглядит родинкой(?)

нажмешь и летишь над правительством.

Какие вопросы прекрасные,

какие ответы чудесные!

Вопросы становятся баснями,

ответы становятся песнями.

— А что тут за цифры на камешке?

— А время от вдоха до выдоха.

— Мы знаем в метро есть для памяти

отметки у входа и выхода.

— А крест для чего над могилою?

— А это Христа поминание.

На нем он страдал, мои милые.

— А что это значит — страдание?

— А это основа познания,

как жалость, любовь и терпение.

— За что же ему наказание?

— За пение, братцы, за пение.

АЗИЙСКИЕ МОТИВЫ

Один ли вконец поглупевший старик

решил азиатскую склоку,

а может быть, цепью ходов и интриг

мы втянуты в эту мороку?

И вот в мусульманскую гниль и жару

мальчишки из русских провинций

уходят и гибнут там не на миру

за царскую чью-то провинность.

А те, кто вернулся в родные места,

живут как незваные гости...

Кругом воровство, ни на ком нет креста,

и больно от срама и злости.

А честный народ, ненавидя войну

и труся, в домашнем халате

слегка философствуя, ищет вину

в подбитом, нецелом солдате.

Болит к непогоде в плече и в боку

и культя протезом намята,

но мать будет плакать не раз на веку

от счастья, что видит солдата.

А тот, кто пропал (ох, дай бог не в плену!),

для матери вечное горе.

Отца ее тоже убило в войну...

История дышит в повторе.

Троих сыновей я для жизни ращу,

и думаю часто за полночь—

вдруг чаша не минет — я их отпущу

куда-то кому-то на помощь...

А слава Отечества (где же она?)

не стоит единственной тризны.

И только свобода, свобода одна

достойна  и смерти и жизни.

ВОПРОСЫ, ВОПРОСЫ, ОТВЕТЫ

Сидящие тихо в своих конурах

потомки крестьян и придворных,

начальство, богатства пустившее в прах,

компании пьяниц в уборных,

негромкие дети шумливой страны —

чиновники разных сословий,

служители страха — сиречь сатаны,

соавторы всех суесловий,

и многие, многие из хитрецов,

принявшие массу обличий,

сыны, предающие память отцов,

владельцы фальшивых отличий,—

я к вам обращаю мой горький напев,

совсем не надеясь на отзвук.

Так волк завывает, опасность презрев,

приняв исступленную позу.

Взгляните на мир из святой нищеты

тупого прогорклого духа!

За обликом юной, высокой мечты

сокрыта больная старуха.

Над ней насмеялись, прогнав за кордон

Руси интеллект недобитый,

как стадо скотов запирая в загон

потомков славян и семитов.

Прекрасная правда за тьмою гробов

свободу рабам обещала;

и всех победивших в своих же рабов

невидимо вспять обращала.

И если б ошибка, нелепый изъян,

издержки святой обороны...

Но библия счастья, свободы коран

свели в перегной миллионы.

И тщетно поэты и Маркс, и Исус

гармонию в хаосе ищут.

Идеи всегда изменяют свой вкус,

когда воплощаются в пищу.

Один задает благородный вопрос —

другие ответствуют плетью.

Тому ли учил гениальный Христос,

что церковь творила столетья?

И век обращается к вохрам идей упрямо,

безумно, как шизик,—

так стоит ли сытость ленивых людей

одной человеческой жизни?!

Решение горьких извечных проблем

нисходит однажды к поэту.

Но жизнь не выносит решений и схем,

что дарит поэзия свету.

ВОСПОМИНАНИЕ ОБ УТОПИСТАХ

При Сталине, при Молотове — так

Мы говорим, воюя с этим веком;

и вот истории невежественный знак

становится и символом и вехой.

При Джугашвили или при Петре,

при Брежневе, Хрущеве, Иоанне...

И кажется — столетья на дворе,

когда Россия в рабстве и в тумане.

И при любом судьбу благодари,

когда остался цел и не унижен.

Как будто все цари, цари, цари,

а мы — рабы в глуши бетонных хижин.

О, как бы мне хотелось произнесть

не с хитростью, не с ложью, не в цинизме —

Ты помнишь этот свет, благую весть?..

И не при ком-то — при социализме.

Ах, утописты, Ваш великий дух

витает над распятьями мальчишек

седых и юных, что терзали слух

периодами ваших славных книжек.

И до сих пор мы счастливы иметь мгновение,

чтоб правду тихо крикнуть.

Пока нас не заглушат ложь и медь -

доутопические, вечные реликты.

БАЛЕТ

Батманы, па и пируэты, пуанты, мощные прыжки

и куртуазные шажки — как сон — волшебные балеты.

Они наивны и добры, они полны очарованья...

Здесь сладки и легки страданья, нездешни краски и миры.

Но нет здесь плоти без увечий, а сколько судеб пополам!

и пот летит по зеркалам от пируэтов бесконечных.

Носками врозь отроковицы спешат сквозь города бетон,

их аскетические лица, как лица маленьких мадонн.

Их ждут надежды и обманы и с плотью вечная борьба,

и в стае плыть на заднем плане их лебединая судьба.

Но время страсти не разрушит, искусству тяжкому поклон..

Вам — грациозные старушки, кордебалет былых времен.

«НЕТ В МИРЕ ВЫСШЕГО БЛАЖЕНСТВА...»

* * *

Нет в мире высшего блаженства,

чем осознание пути,

когда, достигнув совершенства,

ты все же вынужден уйти,

когда и сердцем и мышленьем

приемлешь равно мрак и свет,

когда легчают сожаленья