Пока живешь... - [4]

ПОИСКИ СЧАСТЬЯ

Постигаю я терпение, мой друг,

чистоте пытаюсь слово научить,

все, что кажется нам темным поутру,

высветляют предзакатные лучи.

Если мысли не уместятся в тетрадь,

этих птиц в неволе памяти держи...

Это страшно — опыт сердца рифмовать —

видишь, я еще не умер, но не жив.

Ну, а если нет ни счастья, ни судьбы,

ну, а если непонятно все кругом,

ты начни опять с мечты и ворожбы,

не грози пустому небу кулаком

и уверуй — вера каждому дана,

будет радость, если множить грусть на грусть..

Пусть же люди, снисходящие до нас,

полагают, что нас знают наизусть.

Есть на каждую беду страшней беда —

к утешениям себя ты не неволь,

мы и счастливы бываем,

если боль покидает нас на время иногда.

Все не наше — ни начала, ни концы,

наша жизнь, она и есть та соль земли,

а счастливыми бывают мудрецы,

что свой путь через несчастия прошли.

ЛЕНИНГРАДСКИЕ АКВАРЕЛИ

Контуры чисты, блики не густы,

крыши и мосты, арки...

Сонны берега, призрачна река,

замерли пока парки.

Тихо проплыло тяжкое крыло,

светлое чело или

в выси ветровой мальчик над Невой,

ангел вестовой на шпиле.

Мимо Спаса, мимо Думы я бреду путем знакомым,

мимо всадников угрюмых к бастиону Трубецкому.

Вдохновенья старых зодчих, Петербурга привиденья

дразнят память белой ночью и влекут в свои владенья.

Грани берегов, ритмы облаков

в легкости штрихов застыли,

и воды слюда раздвоит всегда

лодки и суда на штиле.

Все без перемен — кадмий старых стен,

и колодцев плен лиловый,

эхо и лучи множатся в ночи,

как орган звучит слово.

Розоватый дождь в апреле, разноцветные соборы,

зимы в синей акварели, в охре осени узоры.

Кто-то кистью, кто-то мыслью измерял фарватер Леты,

кто-то честью, кто-то жизнью расплатился за сюжеты.

«А ВЕТРЫ ЗАКРУЖИЛИ, ЗАВЕРТЕЛИ...»

* * *

А ветры закружили, завертели

листву и закачали сосняком,

но ласточки еще не улетели,

и даже люди ходят босиком.

Шальная развеселая картина —

мне осень платит листьями за грусть,

но все они застряли в паутине,

и я до них никак не дотянусь.

А может быть, в стране далекой где-то,

куда не залетали корабли,

в ходу такие желтые монеты —

раскаянья и совести рубли.

Осталось две получки до метели

и ни одной любви до рождества,

но ласточки еще не улетели,

и на березах желтая листва.

ДВЕ ПТИЦЫ

Мы встретились в таком просторе,

в таком безмолвии небес,

что было чудом из чудес

пересеченье траекторий.

Быть может, мы в совместный путь

могли с тобой пуститься вскоре —

в чем состояла цель и суть

всей нашей жизни, но на горе

мы с удивлением открыли,

что птица птице не под стать,

стремительные наши крылья

в полете будут нам мешать.

Так мощен наших крыл разлет,

что сблизиться нам не дает.

ТРИ СЫНА

Три сына мои, три сердца, три боли...

В них все — не отнять, не прибавить.

Я царь их и раб. Нет прекрасней неволи...

Петр, Александр и Павел.

И каждый из них — мой давнишний портрет.

Но вспомните старые фото —

меняются ракурс, одежда и свет,

и в нас изменяется что-то.

Они нарушают мой тихий настрой,

не любят порядка и правил,

им кажется жизнь бесконечной игрой...

Петр. Александр и Павел.

Пытаюсь зажечь в них хотя бы свечу,

не худшая все-таки участь...

Мне кажется — я их чему-то учу,

а это они меня учат.

В них память веков и любви моей суть,

и свет уж другого столетья.

И каждый найдет свой особенный путь...

Ох, весело буду стареть я!

Три сына мои — три чистейших души...

Я жизнь от забот не избавил,

так просто проблему бессмертья решив —

Петр, Александр и Павел.

ДВА МАЛЬЧИКА

Два мальчика на длинном берегу,

два юных существа святых и голых..

Восторг и дрожь на них наводят волны

и ветер их сбивает на бегу.

Огромен мир, и небо необъятно,

и солнце друг, и море страшный друг.

Оно влечет, как тайна, и испуг

несут ваты и пенистые пятна.

День бесконечен, время не течет...

Что значит завтра? Что такое вечер?—

не знает пятилетний человечек

и благу жить не воздает почет.

Он — воздух, и вода, и сам он благо...

Глаза — как морс, кожа — как песок.

Пугливый и беспечный полубог,

не соизмеривший пути и шага.

Два мальчика и больше ни души.

А я — не в счет, я нынче не природа.

Я знаю химию земли и небосвода

и их судьбой (увы!) могу вершить.

Слияние лростора, ветра, вод

с их легким существом растает скоро.

Они уедут в северный свой город

и не заметят этот переход,

два мальчика на длинном берегу...

МЛАДШИЙ СЫН

Мой маленький, толстенький, хитрый сынок,

несчастье мое и услада,

по сути — шпана, а на вид ангелок,

двойной крокодил шоколада,

с моторчиком в сердце, в ногах и в руках,

и бога, и черта творенье —

гостей оставляешь всегда в дураках,

съедая и торт и варенье,

великий политик, великий хитрец,

конфет и плодов скороварка,

знаток умиленных и добрых сердец,

святой вымогатель подарков,

воинственный рыцарь и рыцарь скупой

со складом под старой подушкой,

чинящий у братьев грабеж и разбой,

лихой доноситель на ушко,

крикун, матершинник, пройдоха и вор,

обжора и эксплуататор,

влезающий нагло в любой разговор,

приказчик, министр, император.

О боже! Ну как же тебя я терплю?!

И все удивляются тоже.

И что удивительней — даже люблю,

но ты мне бываешь дороже,

когда ты жалеешь уставшую мать

и просишь проверить на деле,

что можешь нас слушаться и понимать.