Пока смерть не разлучит нас - [5]

Дело оставалось за малым: найти Доара Гери и попросить о разрыве брачной клятвы. Конечно, прежде он отличался редкой злопамятностью, но со временем любые чувства притупляются или вовсе гаснут, даже гнев и ненависть. Вдруг за прошедшие годы у него ослабела память и иссяк запас злости? Может быть, он вообще забыл мое имя.

И почему я сама себе не верила?

Поиск не занял много времени, но обошелся, на мой взгляд, неоправданно дорого. Когда разыскиваешь бывшего возлюбленного, ставшего врагом, любая стоимость покажется чрезмерной. Частного сыщика я наняла на Западном рынке, деньги отдала через подставное лицо. Уже через пару дней вместе с корреспонденцией пришло письмо с нужным адресом, скудным рассказом и магической карточкой, где был изображен темноволосый широкоплечий мужчина с зелеными глазами.

Запершись в комнате, я уселась перед открытым секретером и как завороженная рассматривала цветной портрет. Сразу после расставания я помнила лицо Доара в мельчайших деталях: морщинки, родинки, взгляд, улыбку, но со временем образ тускнел, как и чувства, разрывавшие меня изнутри. Перед мысленным взором возникали лишь широкие плечи, фигура в черной ученической форме, тонкий шрам, пересекающий ребра, а лицо превратилось в смазанное пятно. Спустя пять лет он повзрослел и возмужал.

Если верить сыщику, а за те деньги, что он получил, обман клиента приравнивался к смертному греху, в свои двадцать семь лет риат Доар Гери занимался добычей триана, редкого металла, который использовали для изготовления магических артефактов, и вел разгульную жизнь. Готова дать руку на отсечение, что меньше всего бывшему возлюбленному нужна свалившаяся как снег на голову супруга.

Я снова перечитала бумагу, стараясь не замечать, как внутри скреблись снежные кошки. В Эсхарде риорцев традиционно терпеть не могли, и эта странная, на мой взгляд, нелюбовь становилась особенно заметной в замкнутом пространстве закрытой академии. Доар появился на четвертом курсе. Одна дуэль в академическом лесу – и с новеньким больше не связывались, даже отчаянные провокаторы обходили его стороной. Он, несомненно, являлся одаренным и сильным магом, которого ждало большое будущее, но из-за нашего скандального романа Доара исключили практически перед финальными испытаниями…

За письмо в Риор я садилась, охваченная внутренней дрожью. Перо мелко тряслось, буквы получались неровные и несмелые. Испоганив половину пачки мелованной бумаги, я все-таки сумела написать четко и без лишних сантиментов. Мол, сколько лет, сколько зим, уважаемый риат Гери, во время учебы я немножко с вами запечатлелась перед богами, давайте поскорее отменим брачную клятву. Можно даже не встречаться лично, а просто передать в эсхардский храм пару капель крови. Если вас, конечно, не затруднит.

Хотела запечатать письмо, но помедлила и осторожно вытащила из секретера спрятанную в углу маленькую шкатулку. Она была заперта на замысловатый магический замок, чтобы ни любопытная Руфь, ни пытливая матушка не сумели вскрыть. На дне лежала подвеска из триана в виде изящной снежинки. От тепла рук невесомое украшение на тончайшей цепочке замерцало голубоватым светом. Слишком дорогой подарок, непомерно. Сама не понимаю, почему хранила его все эти годы. В подтверждение, что Доара не разыгрывают, я вложила подвеску в письмо и запечатала красным сургучом, выдавив личную магическую метку.

Через две седмицы, когда весь Эсхард, вплоть до шпилей властительских башен, окунулся в сезон опадающих листьев, домоправительница с удивлением приняла от почтальона письмо из Риора.

– Руфь, принесли утренний газетный лист? – донесся сверху недовольный мамин голос.

– Тихо! – ловко выхватывая из рук домработницы конверт, прошептала я. – Это мне.

– Сейчас… – заикнулась возмущенная служанка.

– Маме не рассказывай, а то она передумает умирать и отправится бить посуду.

– Нахалка, – фыркнула Руфь и крикнула: – Газетного листа еще нет, но сейчас принесу успокоительный отвар!

Учитывая, сколько снадобья для нервической системы глотала матушка, она давно должна была успокоиться до состояния ледяной статуи, то есть до обычного для благородной эссы, но, видимо, зельевар сплоховал и недоложил валерьянового корня.

Я затворила двери в гостиную и, от нетерпения не потрудившись сесть, трясущимися руками вскрыла конверт. Лучше бы села, честное слово. В писульке – а письмом послание из Риора назвать не поворачивался язык – было всего несколько слов, но они красноречивее длинных тирад говорили, что Доар Гери по-прежнему обладает отменной памятью и остается парнокопытным засран… кхм… обидчивым негодяем!

– Скотина, – со злостью смяла я сероватый дешевый листок.

Перед мысленным взором появилась короткая строчка, написанная летящим уверенным почерком:

Идите в задницу, эсса Хилберт. Легкой дороги.

Д.Г.

– До скорой встречи, дражайший муж, – процедила я сквозь зубы, мысленно представляя картины кровавой мести.

Коль супруг не хочет помогать благородной эссе стать незамужней, значит, благородная эсса сама доберется до супруга, даже если он спрячется в триановых рудниках (тьфу-тьфу три раза). Найдет, выкопает из-под руды и очень вежливо попросит избавить ее от брачной клятвы. Главное, чтобы потом мы оба не остались калеками… или хотя бы выжили.