Пока Париж спал - [9]

– А так ли это? – Жан-Люк заговорил тихо и размеренно. – Действительно ли мы свихнулись? А что тогда мы сделали, чтобы показать это?

Он замолчал, прекрасно понимая, что разговор становится опасным, но он уже не мог сдержаться.

– Господи, да мы же теперь работаем на них!

Он снова замолчал, заметив, что Филипп стоит, прислонившись к стене, с пустым взглядом.

– Мы в этом не виноваты. У нас не было армии, чтобы дать им отпор, – спокойно заговорил Жак из угла комнаты. – Не было нормальной армии, а теперь вообще никакой нет.

– Ну, у нас есть де Голль в Лондоне, – едко добавил Фредерик.

– Это просто замечательно.

Жак шагнул вперед.

– Но куда они везут их? – Марсель обвел взглядом комнату.

Мужчины снова уставились в пол.

– Куда-то очень далеко, – голос Жан-Люка стал каким-то неестественным, как будто он рассказывал что-то выдуманное, – куда-то подальше от цивилизации.

– Точно! – Фредерик плюнул на пол. – Потом они меняют французского машиниста на боша на границе. Они не хотят, чтобы мы знали, куда они их везут. Они не хотят, чтобы мы знали, потому что… – Он замялся.

– Потому что? – Марсель уставился на него.

– Я не знаю. – Фредерик отвел взгляд.

– А ты что думаешь? – Взгляд Марселя обратился к Жан-Люку.

– Я устал, вот что я думаю. Я иду спать. – Жан-Люк хотел закончить этот разговор прежде, чем кто-то из них скажет вслух то, о чем они все думают. Сейчас за слова могут арестовать.

– Но, черт возьми, эти поезда – это же вагоны для скота! – продолжил Фредерик. – И все эти личные вещи, которые мы потом находим на платформе, когда поезд уезжает. Я уверен, что боши позволяют им думать, что они берут с собой какие-то вещи, чтобы устроиться на новом месте, а потом…

В комнате воцарилось гнетущее молчание, когда они представили дальнейшую судьбу заключенных.

– Putain! Они их убивают.

Фредерик ударил рукой по стене.

– Я знаю это.

Жан-Люк обернулся на Филиппа, но он стоял с таким же каменным лицом. Он снова посмотрел на Фредерика, понимая, что пора заканчивать этот разговор. Они все рисковали, вот так запросто обсуждая это.

– Мы этого не знаем. Мы ничего не знаем. Не знаем наверняка.

Глава 6 Жан-Люк

Париж, 25 марта 1944 года

По субботам он мог уезжать из лагеря. Как только рабочий день заканчивался, он садился в Ле-Бурже на поезд до Парижа. Ему нравилось выходить на станции метро Бланш, смотреть на Мулен Руж, прежде чем подняться вверх по улице Лепик, где он жил со своей матерью.

Но в тот вечер он был не готов мириться с отсутствием отца в квартире. Еще не готов. Поэтому он зашел выпить стаканчик пастиса в кафе на углу.

– Salut, Жан-Люк! – Тьерри налил ему крепкого анисового напитка, поставив рядом стакан с водой. Жан-Люк налил в напиток немного воды и стал наблюдать, как его пастис становится мутно-желтым. Положив локти на барную стойку, Тьерри начал разминать руками шею, будто она болела.

– Quoi de neuf?

– Чего новенького? – Жан-Люк сдвинул брови. – Насколько мне известно, ничего.

Тьерри наклонился ближе.

– Какие-нибудь новости от отца?

– Два месяца назад мы получили письмо, в котором он просил нас отправить ему теплые носки и еду. Он говорит, что в порядке, только похудел и постарел.

– Просто ужасно вот так забирать людей. Мне повезло, что я оказался слишком стар для них, а тебе… а тебе повезло, что им нужны были железнодорожные работники. Но как же нам продолжать нашу жизнь здесь? Здесь некому больше возделывать землю.

– Да-да, я знаю. – Этот разговор происходил уже в сотый раз.

– Принудительная трудовая служба… Да пошла она в задницу! Это принудительный труд для бошей.

– Конечно, но мы хотя бы знаем, что он в Германии. – Жан-Люк поставил стакан обратно.

Он делал все что мог, пытаясь заменить отца, но маленькая квартирка, которую они теперь делили с матерью, казалась почти пустой, как будто на месте отца осталась зияющая дыра в стене, через которую в комнаты задувал ледяной ветер. Каждое воскресенье они с матерью ходили на службу в Сакре-Кёр и ставили свечу за отца. Жан-Люку нравилось воображать, что маленький огонек придавал ему мужества, где бы он ни был. Жан-Люк часто думал о нем, но эти мысли делали его угрюмым и меланхоличным. Отец был таким сильным, независимым человеком, и одна мысль о том, что ему приходится подчиняться бошам и их жестокости, заставляло сердце Жан-Люка сжиматься от жалости. Он этого не заслужил.

Тьерри понизил голос:

– Не беспокойся. Он вернется. Ты слышал про американцев?

– Что?

Он наклонился еще ниже и понизил голос до шепота несмотря на то, что в кафе больше никого не было:

– Они собираются высадиться во Франции! Ага! Они собирают войска, а потом они на самом деле высадятся здесь и прогонят нацистов.

Жан-Люк уставился на него, гадая, где он мог такое услышать.

– Ну, будем надеяться, что это правда.

Он допил свой пастис одним глотком.

– Повторить? – Тьерри уже снимал крышку с бутылки. – И тогда все бедные семьи, которых они выслали, смогут вернуться, и твой отец тоже.

– Будем надеяться. – Жан-Люк покрутил пастис на дне стакана.

– Может, и Коэны скоро вернутся. Их сын, Александр, был маленьким непоседой, настоящим возмутителем спокойствия. Я бы хотел снова его увидеть.